Xonadan chiqqanimda soat tungi oʻn ikki edi. Taksiga oʻtirdim. Qattiq charchaganman chogʻi, mashinaga oʻtirishim bilan koʻzim ketibdi. Bir mahal qarasam, svetoforning qizil chirogʻida toʻxtab turgan ekanmiz. Shu payt bir ayol mashina oynasini chertdi. «Nima gapi bor ekan?» deb oynani tushirdim. Shundagina ayolning qoʻlidagi chaqaloqqa qoʻzim tushdi.
– Akajon, qiynalib qoldim. Yordam bering, bolamning mazasi yoʻq, – dedi u.
Vaziyatni toʻgʻri tushunolmasdan (lahzalik uyquning karaxtligidan) goʻyo ayolni mazax qilgandek:
– Voy, bolangizning mazasi boʻlmasa, doʻxtirga olib boring. Koʻcha sovuq, – deb yuboribman. Birdan svetoforning yashil chirogʻi yondiyu, mashina qoʻzgʻaldi. Koʻchada havo sovuq, izgʻirin edi.
Bir chaqirimcha yoʻl yurganimizdan soʻng yoʻl chetida bir qora sharpa koʻrindi. Haydovchi:
– Uzr, ogʻayni, shoshmayotgan boʻlsangiz, yoʻl chetidagi ayoldan u-bu narsa olvosam, – deb qoldi.
Taxminimcha, qalin palto va kurtkalardan qavat-qavat qilib kiyib olgan, oyogʻida erkaklar etigi, yoshi ham elliklarni qoralab qolgan bu xotin kichkina stolchada saqich, pista kabilarni sotib, baqqollik qilib oʻtirardi.
Haydovchi undan sotib olgan narsalarini mashina magnitofoni yoniga tashlab qoʻydi. Hayron boʻldim.
– Xumori tutayotgan boʻlsa, bexijolat chekib ketavering, aka, – dedim.
– Men umuman chekmayman, – yoʻldan koʻz uzmay javob berdi haydovchi.
– Unda nega sotib oldingiz?
– Bu bechora ayol uyidagi bolalarini boqish uchun oʻz sogʻligʻidan kechib, tun yarmida ham koʻchada oʻtiribdi. Uni yaxshi taniyman. Mahallamizga kiraverishda turishadi. Yoshi katta boʻlgani bilan bolalari hali yosh. Eri oʻtgan yili qazo qildi. Yaxshi odam edi, rahmatli. Svetoforda duch kelgan juvonni esa… bilmadim. Har ne boʻlganda ham, farzand pul topish yoʻlida bunday vosita boʻlmasligi kerak.
Haydovchi haq edi.
Issiqqina beshikda uxlash oʻrniga qora qishning izgʻirinida pul topish uchun ayni vositaga aylangan bu norasidaning aybi nima? Ota-ona keksayib, kuchdan qolgach, ularga gʻamxoʻrlik qilish, issiq-sovugʻidan xabar olish, garchi buning imkoni boʻlmasa-da, “qarzlarining ozginasidan qutulish” har bir farzandning burchidir. Ammo bu farzand oʻsha burchni tugʻilganidan boshlab ado etishga mahkum qilingan. Endigina dunyoni taniyotgan bu goʻdakning koʻz oʻngida gavdalanayotgan hayot, tiriklik, insoniyat naqadar gʻarib.
Uyimga kelib, issiq oʻrinda yotibman-u, sovuqda qolgan boyagi goʻdak xayolimdan ketmadi. Tonggacha oʻylab chiqdim. Xayollarim chalkashib, koʻzimga uyqu inibdi. Tush ham koʻribman. Tushimda oʻsha goʻdak maʼyus koʻzlarini menga tikkancha, nuqul savol berarmish: “Mening aybim nima?..”
Javob topolmay qiynalaman. Balki yashab qolishing yo boʻlmasa, “Bolalar uyi”da ota-onasiz katta boʻlmasliging uchun shunday boʻlishi kerak boʻlgandir, bolajon…”, deyman pichirlab…
Islomjon QOʻChQOROV
Ma’lumotlarni rus tilida o‘qing👇
Было двенадцать часов ночи, когда я вышел из комнаты. Я сел в такси. Как только я села в машину, когда очень устала, я потеряла зрение. Я посмотрел на него и увидел, что мы стоим на красный свет. В этот момент в окно машины щелкнула женщина. «В чем дело?» Я опустил окно. Только тогда я заметил ребенка на руках у женщины.
«Брат, я в беде». Помогите мне, у моего ребенка нет вкуса, сказал он.
Не умея как следует разобраться в ситуации (из-за минутного оцепенения сна), как бы насмехаясь над женщиной:
— О, если ваш ребенок плохо себя чувствует, отведите его к врачу. — На улице холодно, — послал я. Внезапно загорелся зеленый сигнал светофора, и машина завелась. На улице было холодно и моросило.
Примерно через милю мы увидели черное привидение на обочине дороги. Водитель:
«Извините, брат, если вы не торопитесь, я одолжу кое-что у женщины на обочине», — сказал он.
Я думаю, что эта женщина, одетая в слои толстых пальто и курток, с мужскими ботинками на ногах, лет пятидесяти, сидела за маленьким столиком, продававшим жевательную резинку и фисташки.
Купленные у него вещи водитель оставил рядом с магнитолой. Я был удивлен.
«Если ты в настроении, не стесняйся курить, брат», — сказал я.
— Я совсем не курю, — ответил шофер, не отрывая глаз от дороги.
— Тогда зачем ты его купил?
— Эта бедная женщина сидит посреди ночи на улице, ценой своего здоровья, чтобы прокормить детей дома. Я знаю его хорошо. Они стоят у входа в наш район. Хотя он стар, его дети еще маленькие. Ее муж умер в прошлом году. Он был хорошим человеком, спасибо. Я не знала молодого человека, которого встретила на светофоре. В любом случае ребенок не должен быть таким средством заработка.
Водитель был прав.
Вместо того, чтобы спать в теплой кроватке, в чем вина этой наросиды, ставшей орудием заработка в холодную зиму? Долг каждого ребенка — заботиться о своих родителях, когда они стареют и теряют силы, заботиться о них, даже если не удается «немножко избавиться от их долгов». Но этот ребенок был обречен исполнять этот долг с самого рождения. Какая странная жизнь, жизненная сила и человечность воплощаются на глазах у этого малыша, который только начинает познавать мир.
Когда я пришла домой и легла в теплое место, я не могла забыть простуженного ребенка. Я думал до утра. Мои мысли путались, и я чувствовал себя сонным. У меня тоже был сон. В моем сне этот ребенок посмотрел на меня грустными глазами и задал мне вопрос: «В чем моя вина?»
У меня проблемы с поиском ответа. Может быть, ты будешь жить или нет, может быть, так и должно было быть, чтобы ты не рос без родителей в «Доме ребенка», малыш…» Я шепчу…
Исламджон Кочхаров
[/spoiler]