Bor ekan-da, yo‘q ekan, och ekan-da, to‘q ekan, o‘tgan zamonda bir ona qo‘y bilan bir qari bo‘ri o‘tgan ekan.
Qo‘yning to‘rtta qo‘zisi bor ekan. Bo‘ri qo‘zilarning barra go‘shtlarini yeyish orzusida doim payt poylab yurar ekan, ammo hech ilojini qilolmas ekan. Oxiri bo‘ri o‘ylab-o‘ylab avval qo‘y bilan do‘st bo‘lishga, keyin paytini topib, qo‘zilarni yeyishga ahd qilibdi.
Qo‘ynikiga kelib unga shunday debdi:
— E qo‘yjon, eski gina-kuduratlarni tashlaylik, sen bilan bir umrga oshna bo‘lgani keldim.
Qo‘y bechora bo‘rining gaplari chin bo‘lsa kerak, deb o‘ylabdi-da, u bilan oshna tutinibdi.
Qo‘y har kuni o‘tlagani keta turib, bolalariga eshikni ichidan zanjirlab olishni tayinlar ekan. Kechgacha o‘tlab, yelinini sutga to‘ldirib, uyiga qaytar, eshikni taqillata turib, past ovoz bilan:
— Sanam gardash, manam gardash, bachcha xez, — der ekan. Bu: «Men keldim, eshikni ochinglar», degani ekan.
Onalarining ovozini eshitgan bolalari chopqillab kelib eshikni ochishar, tanalarini uning tanasiga suykab erkalanishar, keyin to‘yib-to‘yib sutidan mazza qilib emar ekanlar. Kunlardan bir kuni bo‘ri ona qo‘yning o‘tlovdan qaytishini poylabdi. Katta tolning kallagiga chiqib turgan ekan, ona qo‘y uyiga kelib, eshikni taqilatibdi-da, ovozini past kilib, «sanam gardash, manam gardash, bachcha xez», debdi. Bo‘ri qulog‘ini ding qilib tursa ham ona qo‘y aytgan so‘zni anglab ololmabdi. Ikkinchi kun tom orqasidagi changalzorda yotib poylabdi. Bu safar ham ona qo‘yning so‘zini anglab ololmabdi.
Uchinchi kun yaqinroq joyga o‘ra kovlabdi-da, unga tushib ustiga sho‘ra yopib olibdi. Bir vaqt ona qo‘y o‘tlovdan qornini to‘yg‘azib yelinini sutga to‘ldirib, bir bog‘ bedani orqalab kelib qolibdi. Bo‘ri qulog‘ini ding qilib tursa, ona qo‘y: «Bolalarim, men keldim. Sanam gardash, manam gardash, bachcha xez», dermish. Qo‘zilar eshikni ochishibdi, ona qo‘y ichkariga kiribdi. Kech bo‘lib, tong otibdi. Ona qo‘y har kungidek bolalariga eshikni ichidan zanjirlab olishni tayinlab, o‘tloqqa jo‘nabdi. Bo‘ri kechki payt kelibdi-da: «Bolalarim, men keldim. Sanam gardash, manam gardash, bachcha xez», — debdi. Qo‘zichalar bo‘rining do‘rilloq ovozidan onalari emasligini payqab qolib: «Bor yo‘qol, sen bizning enamiz emassan, enamizning ovozi do‘rilloq emas», — deyishibdi.
Bo‘ri ishining o‘ng kelmaganiga achinib, orqasiga qaytibdi. Ertasi kuni bo‘ri ertalabdan boshlab tomoqlarini yog‘lab, ovozini xuddi qo‘yning ovozi holiga keltiribdi-da, kechroq qornini rosa ochirib, qo‘yning uyiga kelibdi.
Eshikni taqillatib, past ovoz bilan: «Bolalarim, men keldim. Sanam gardash, manam gardash, bachcha xez», — debdi.
Bechora qo‘zilar, enamiz kelibdi deb, eshikni ochishibdi. O’z murodiga yetgan bo‘ri qo‘zilarni bitta qo‘ymay yeb, makoniga qaytibdi. Ona qo‘y o‘tloqdan qornini to‘yg‘azib, yeliniga sutni to‘ldirib, bir bog‘ bedani orqasiga ortib, uyiga kelsaki, uyining eshiklari ochiq-sochiq yotgan emish. Yuragi hovliqib, uyning ichkarisiga kirsa, bolalari yo‘q emish. Birining tuyog‘i bir burchakda, ikkinchisining kallasi ikkinchi burchakda dumalab yotgan emish. Buni ko‘rib ona qo‘y zor-zor yig‘labdi, o‘zini qaerga qo‘yishini bilmay:
— Bu, oshna bo‘lay deb kelgan o‘sha bo‘rining ishi. Xap sanimi, boplab ta’ziringni bermasam toza yurgan ekanman, — debdi.
Keyin uyining ichiga chuqur bir o‘ra kovlab, ustini bo‘yra bilan yopib qo‘yibdi. Ertasiga o‘tlovda o‘tlab yurib bo‘rini ko‘rib qolib:
— Ha, oshna hech ko‘rinmay ketding, bundoq bir gaplashib o‘tirishga ham kelmaysan. Ertaga kel, men uyda bo‘laman. O’tgan-ketganlardan gaplashib o‘tiramiz, — debdi.
Mug‘ombir bo‘ri qo‘yning bu gapini eshitib, «xayriyat, bolalarini yeganimni mendan ko‘rmagan ekan, deb ko‘nglidan o‘tkazibdi.
— Xo‘p, borsam boray, oshna, men ham seni, ayniqsa qo‘zichoqlarimni juda sog‘ingan edim, — debdi.
«Ha, mug‘ambir, bora ber, sog‘inganligingni bir ko‘rsatib qo‘yay», debdi ichida qo‘y.
Ertasiga kovlagan o‘rasiga rosa o‘rik o‘tindan yoqib cho‘g‘ qilibdi-da, boyagiday qilib bo‘yrani yopib qo‘yibdi. Bir payt eshikni taqillatib bo‘ri kelib qolibdi, ona qo‘y uni izzat-ikrom bilan kutib olib, o‘raning ustiga tashlab qo‘yilgan bo‘yraga taklif qilibdi. Bo‘ri bo‘yraning ustiga chiqishi bilan, o‘raning ichiga tushib ketibdi. Bir nafasda hamma yog‘i kuyib, jizg‘inagi chiqibdi, nuqul: «Tavba qildim, bir qo‘zingni besh qo‘zi qilib beraman, jon oshna, chiqarib ol», — deb dod dermish. Bo‘ri rosa yalinib-yolvoribdi. Qo‘y bo‘lsa: «Shirindan shakar bolalarimdan ayirding, endi qilmishingga yarasha jazangni tort», — deb tura beribdi.
Bo‘ri hadeb, «Oshna qutqar», deb dod deya bergandan keyin, rahmdil qo‘yning rahmi kelib, uni o‘radan tortib olibdi.
Bo‘ri o‘radan chiqqandan keyin sho‘r yerlarga dumalay-dumalay bir necha daqiqadan keyin o‘libdi. Bechora qo‘y, berahm bo‘rining o‘lgani bilan ham baribir bolalarining dardida yongan dardiga malham topolmabdi, og‘zida o‘t, ko‘zida yosh bilan zo‘r-bazo‘r hayot kechira boshlabdi.
Ma’lumotlarni rus tilida o‘qing👇
Есть он или нет, голоден он или сыт, но в прошлом были мать-овца и старый волк.
У овцы четыре ягненка. Волк всегда таился во сне, ел мясо барра ягнят, но ничего не мог сделать. В конце концов, волк решил сначала подружиться с овцами, а потом уже успеть полакомиться ягнятами.
Он подошел к овце и сказал ему:
— Эй, кролик, давай отбросим старые обиды, я пришел с тобой дружить на всю жизнь.
Бедная овца подумала, что слова бедного волка должны быть правдой, и познакомилась с ним.
Поскольку овцы каждый день выходили пастись, он приказал своим детям запереть дверь изнутри. Попасшись до вечера, наполни вымя молоком, вернись домой, постучи в дверь и тихо скажи:
«Санам гардаш, манам гардаш, бачча хез», — сказал он. Это означает: «Я здесь, открой дверь».
Услышав голос матери, дети бросались открывать дверь, прижимались к ее телу и ласкались, а потом всласть ели ее молоко. Однажды волк увидел возвращающуюся с пастбища овцу-мать. Стоя на вершине большой ивы, овца-мать подошла к дому, постучала в дверь и сказала тихим голосом: «санам гардаш, манам гардаш, бачча хез». Даже если бы волк держал ухо востро, он не мог бы понять, что сказала мать-овца. На второй день он спрятался на поляне за крышей. Даже на этот раз мать-овца не могла понять слов.
На третий день он вырыл поблизости яму и засыпал ее солью. Однажды в деревню пришла овца-мать, наполнив вымя молоком и неся пучок люцерны. Когда волк слушает, мать-овца говорит: «Мои дети, я пришла. Санам гардаш, манам гардаш, бачча хез», — говорили они. Ягнята открыли дверь, и вошла мать-овца. Было поздно и было утро. Мать-овца велела своим детям запереть дверь изнутри, как обычно, и вышла на луг. Волк пришел вечером и сказал: «Дети мои, я пришел. Санам гардаш, манам гардаш, бача хез», — сказал он. Ягнята по хриплому голосу волка заметили, что это не их мать, и сказали: «Уходи, ты не наша няня, у нашей няни голос не хриплый».
Волк пожалел, что его работа не удалась, и повернул назад. На следующий день волк смазал горло и сделал голос как овечий, а вечером пришел к овечьему дому.
Постучав в дверь, он сказал тихим голосом: «Дети мои, я здесь». Санам гардаш, манам гардаш, бача хез», — сказал он.
Бедные барашки открыли дверь, сказав, что пришла наша няня. Волк съел всех ягнят и вернулся на свое место. Когда овца-мать наполняет желудок с луга, наполняет вымя молоком, несет на спине пучок люцерны и возвращается домой, двери ее дома открыты. Когда он входит в дом с разбитым сердцем, у него нет детей. Копыто в углу,голова другого — катящаяся присоска в другом углу. Увидев это, овечка-мать сильно заплакала, не зная, куда себя девать:
— Это работа того волка, который пришел познакомится. «Если я не дам вам количество таблеток, я чист», — сказал он.
Затем он выкопал в своем доме глубокую яму и накрыл ее циновкой. На следующий день, пасясь на пастбище, он увидел волка:
«Да вы ушли, так и не увидев друг друга, даже поговорить не придете». Приходи завтра, я буду дома. Мы будем говорить о прошлом», — сказал он.
Мугамбирский волк услышал слова овцы и сказал: «Спасибо, он не видел, как я ела его детей.
«Ладно, я пойду, знаешь, я тоже скучал по тебе, особенно по своим барашкам», — сказал он.
«Да, Мугамбир, давай, позволь мне показать тебе, что я скучаю по тебе», — сказал он.
На следующий день, в середине копания, он сделал угли из абрикосового дерева и покрыл циновку, как будто нарисовал ее. В какой-то момент в дверь постучался волк, и мать-овца с честью приветствовала его и пригласила на циновку, брошенную на кровать. Как только волк взобрался на циновку, он упал в загон. На одном дыхании весь его жир сгорел, гнев его вышел, и он сказал: «Я раскаялся, я дам тебе одного агнца за пять агнцев, пожалуйста, вынь его». Волк умоляет. Во всяком случае, он все говорил: «Ты отнял сладкий сахар у моих детей, теперь накажи себя по тому, что ты сделал».
После того, как волк закричал: «Спаси Осну», сердобольные овцы сжалились над ним и увели.
Выйдя из берлоги, волк повалился на соленой земле и через несколько минут умер. Даже со смертью беспощадного волка бедная овца не смогла найти лекарство от боли своих детей, она начала жить трудной жизнью с травой во рту и слезами на глазах.
[/spoiler]
