Bag‘dod faqihlaridan biri Ahmad ibn Miskin shunday hikoya qiladi:
Hijriy 219-yilda qattiq qashshoq bo‘lib qoldim, qo‘limdan pul ketib, manzilim qup-quruq bo‘lib qoldi. Bag‘dodning Basra darvozasi mahallasidagi hovlim shahar ichida go‘yo hech vaqosi yo‘q sahroning bir bo‘lagi kesib keltirib qo‘ygandek shaharga yetti yot alfozda bo‘lib qolgan edi.
Yangi bir jazirama kun boshlandi, quyosh bulutlar ortidagi olis osmondan emas, qumlar orasidan chiqib kelgandek atrofga olov purkar edi. Ko‘m-ko‘k daraxt ichida osilib qovjirab yotgan bir yaproqdek bo‘lib turgan uyim ustidan ham o‘tdi. Inson zoti halqumidan o‘tgulik biror narsa uyda qolmagan, uyning devoru toshlari, taxtayu ustunlarigina shumshayib turar edi. Uyimda ayolim bilan yosh farzandim o‘tirar, ochlik barchamizning sillamizni tamoman quritgan edi. Bola va onasiga qarab ochlik ustiga alamu og‘riq yurak-bag‘rimni ezar, ular holiga chiday olmasdim.
O‘zimga o‘zim: toshu taxtalarni yeyish imkoni yo‘q ekan, sotib pulini yeylik, dedimda hovlini sotib, boshqa chog‘roq yerga o‘tish haqida o‘yladim. Lekin otamdan qolgan uydan chiqish go‘yo men uchun o‘lim, terimni shilib, teridan tanani ajratishdek ish edi. O‘sha kechasi ochligu alam zo‘ridan xuddi cho‘g‘ ustiga ag‘anaganday, a’zoi badani momataloq bo‘lib ketgan odamday uxlayolmay, u yoqdan bu yoqqa ag‘darilib chiqdim.
G‘ira-shirada bomdodga chiqdim. Masjid yerda bo‘lsa-da, go‘yo osmonning bir bo‘lagidek ko‘rinar edi. Shunda o‘zimni yerdan bir zumga bo‘lsa-da uzilgandek his etdim. Namoz tugagach, odamlar Alloh taologa duoyu iltijo qila boshlashdi. Ular orasida o‘tirar ekanman, tilimdan shu so‘zlar chiqayotganini sezdim: «Ey Allohim! Dinu diyonatda qashshoq bo‘lib qolishdan O‘zingdan panoh tilayman… Toatingga yo‘g‘rilgan, o‘zimni isloh etuvchi atoyingni darig‘ tutmagin… Qazoyingga rozilik barakasini ber, toatu rizolik uzra barqaror qil. Ey eng rahmli Zot…».
Keyin bu ayanchli ahvolim haqida o‘ylab masjidda uzoq o‘tirib qolibman… Bir vaqt qarasam, choshgoh vaqti bo‘lib, quyosh ham oqarib, dunyoni yoritib yuborgan ekan. Hovlini sotishim kerakligini xotirlab tashqari chiqdim, qaerga borishimni, kimga aytishni bilmas edim.
Uzoq yurmay baliqchi Abu Nasr Sayyodga ro‘para keldim. Uni tanir edim.
– Abu Nasr, – dedim. – Uyni sotmoqchi edim, ahvolim tang, yo‘qchilik… Hovli sotilguncha bugunga biror qarz berib tursangiz..
— Uh, taqsir, – dedi u. – Mana shu tugunchani olib turing, men ortingizdan uyingizga o‘taman unda.
Tugunchada ikki kulcha bo‘lib, orasiga holva solingan edi. Tugunchaga hayron qarab turganimni ko‘rib:
– Haa, bu shayxning barakasi, – dedi u.
– Qaysi shayx, qanday baraka? – dedim.
– Kecha shu masjid eshigiga baqamti turar edim, odamlar juma namozini o‘qib tarqagan. Abu Nasr Bishr Hofiy o‘tib qoldilar. «Bu vaqtda nima qilib turibsiz?» dedilar. Men «Uyda na non, na pul bor, sotadigan narsam ham yo‘q» dedim. «Allohul mustaon. To‘ringizni olib daryoga yuringchi..» dedilar. Birga ketdik. Daryoga yetganimizda «Tahorat olib, ikki rakaat namoz o‘qing» dedilar. O‘qidim. «Bismilloh deb to‘rni oting» dedilar. Aytganlaridek to‘rni otdim. To‘rga bir og‘ir narsa ilindi. Shoshib torta boshladim, kuchim yetmay, shayxni yordamga chaqirdim, birgalashib tortib oldik. Ne ko‘z bilan ko‘rayki, to‘r ichida semizligu kattalikda ilgari menga uchramagan bir baliq yotardi. «Endi borib soting, puliga o‘zingiz, oilangiz ahvolini yaxshilang», dedilar. Baliqni sotib, puliga uyga ancha narsa xarid qildim, yana pul oshib qoldi. Uyga kelib oila ichida ovqatlanib shayxni esladim. «U kishiga bir hadya olib boray» dedim. Shu qo‘lingizdagi tugunchani olib, ichiga ikki kulcha solib, orasiga holva qo‘yib, borib eshiklarini taqillatdim. «Kim?» dedilar. «Abu Nasr» dedim. «Qo‘lingizdagini dahlizga qo‘yib o‘zingiz kiring» dedilar. Kirib, u kishiga baliqni sotganimni, puliga ancha narsa olganimni, yana pul ortib qolganini aytdim. «Uyga kelib, ovqat qilib hammamiz ovqatlandik, shunda sizga ham ilinib, hadya olib kelgan joyim edi» dedim. «Ey Abu Nasr! Agar o‘zimiz (nafsimiz)ga yedirganimizda baliq chiqmagan bo‘lardi. Boring, o‘zingiz va oilangiz bilan yeng» dedilar, deb hikoyasini tugatdi Abu Nasr.
Men shunday qattiq och qolgan edimki, bittagina kulchaning o‘zi men uchun osmondan tushgan to‘kin dasturxon bilan teng edi, lekin shayxning baliq haqidagi oxirgi gaplari menga shunday oziq bo‘ldiki, go‘yo dunyodan emas, jannat mevalari ila to‘ygandek his etdim o‘zimni. O‘zimcha ichimda qaytarib, bu havoyi nafslar, hayvoniy shahvatu ishtahalar odamlarni nechog‘li yorib yuborishini taammul qila boshladim. Aniq bilib yetdimki, biz baloni o‘zimizga o‘zimiz chaqirar ekanmiz: o‘zimizcha molu dunyoni sharhu bayon qilib, o‘z havoyi nafslarimizga mos tafsir qilar ekanmiz-da, o‘sha lafzlardan bir bo‘lagi nafsimiz to‘riga joylashib olgach, inson qa’rida yotib olib o‘zining ma’nodoshlarini, turli ma’siyatu gunohlarni o‘ziga chorlay boshlar ekan… Bu chirkin ma’nolar atrofida esa ma’no shaytonlari go‘yo go‘ng atrofidagi pashshalardek aylanar, tana sohibi bo‘lgan biz esa shaytonlar amriga bo‘ysunishga, ular bilan, ular uchun xizmat qilishga tayyorlanib boraverar ekanmiz… Musibat ketidan musibat kelib, axiyri bandasini yiqar ekan…
Bul pashshayu hasharotlardek bo‘lgan shaytonlar o‘sha aylanadigan yerni, aylanadigan qo‘lansa narsani topmaganida, kelib ham, to‘planib ham o‘tirmagan bo‘lardi. Bu narsalar biri ketidan boshqasi ketib to‘planmay, vaqtida yuvib turilganida, dunyoning chirkin yaralgan ekanini ko‘rsatib, uni bezab ko‘rsatuvchi so‘zlarni, ma’nolarni vaqtida haydab turganimizda xayolimizda, tasavvurimizda dunyoni hozirgidek ko‘rmagan, balki unga boshqacharoq qaragan, binobarin, amallarimiz-da boshqacha yaxshiroq va pokizaroq bo‘lgan bo‘lar edi…
Shayxning bisotida «dunyodan lazzat olish» degan ibora yo‘q edi, kelib boshlashi bilan quvar, natijada, uning ma’nodoshlari ham u kishiga yo‘l topa olmas edi, shuning uchun nafslari mahzi yaxshilikka, faqat yaxshilik ma’nodoshlariga o‘rganib olgan edi…
Ikki kulchani olib ketar ekanman, ichimda dunyoni la’natlar edim. Lekin shu bilan birga bu ikki kulcha meni shayxga bog‘lab turar, ularni qo‘limda go‘yo najot timsolidek ko‘rar edim.
«Barakali bo‘lsin». Shu so‘zimni ovoz chiqarib aytdimda, uy tomon yo‘limda davom etdim. O‘tib borar ekanman, yo‘l chetida bir ayol o‘tirar, yonida yosh go‘dak bor edi. Qo‘limdagi tugunchani ko‘rib, «Ey sayyidim, mana bu go‘dak yetim bola, ochlikdan holi qurigan, chiday olmayapti.. Biror yegulik tashlab keting.. Alloh sizga rahm qilsin» dedi. Shunda bola ham menga shunday nigoh tashladiki, bu qarashni unutolmayman. Unda dunyoni tashlab, ibodatga mashg‘ul bo‘lgan ming zohidning xushu’ini, siniqligini ko‘rdim.. Yo‘q, ming zohid ham odamlarga rahm qilishlarini so‘rab qarab turgan och yetimning bittagina qarashini qilib berisholmasa kerak.. Qattiq nochorlik go‘dak yuzini shu darajada muqaddas etgan ediki, undan bolalarcha ma’sumlik, odamlarga umuman yomonlik sog‘inmaslik yog‘ilib turar, hatto «Rabbim! Ana shu mehribon bandang menga yordam beradi» deb gapirib turgandek edi! Odamlar bu holdan bexabar, u yoqdan bu yoqqa o‘tib turishar, Jannat o‘zini shu ma’sum nigohi ila ko‘z-ko‘z qilib tursa-da, kishilar beparvo o‘tayotgan edilar.
Kechadan beri tuz totmay o‘tirgan ayolim va o‘g‘lim ko‘zim oldidan o‘tdi. Lekin qalbimda ularning biri ayolim, biri o‘g‘lim ekanini unutgandek qo‘limdagini ayolga berdim va «Mang, o‘g‘lingizga yediring» dedim. «Vallohi, bir tiyin pulim yo‘q, uyimda bolalarim och o‘tirishibdi, bo‘lmasa sizlarning ahvolingizni yaxshilagan, bir uy olib berib joylab ham qo‘ygan bo‘lar edim» deb qo‘shib qo‘ydim. Bola taomni ko‘rib yuzi yonib xursand bo‘ldi, ayolning ko‘zi yoshga to‘ldi.. Lekin men hozir bunday holga qaraydigan vaqtda emas edim.. Yana ayolim va o‘g‘limni o‘yladim, menku bir-ikki kun och yurarman, mana hazrat Abu Bakr, hazrat Umarlar necha kunlab och yurishar edi. Lekin ayolim va bolamni nima qilsam ekan…
Boshimni xam qilgancha, yuragim siqilib yurib ketdim.. O‘sha onda shayxning «Nafsimizga yedirganimizda baliq chiqmagan bo‘lardi» degan so‘zlari xayoldan ko‘tarilgan ekan, tag‘in eslab, yana o‘zimni ovuta boshladim. O‘zimga o‘zim «Uyingga kelib ularni to‘ydirganingda bu fazilatdan quruq qolar eding, bunday fazilatni olish uchun shunday amal ham kerak-da, buni esa sening holingdagi odam qilishi kerak, shundagina fazilat fazilat bo‘ladi»..
Kun tikkaga kelay deb qolgan edi. Holdan toyib, bir chetga o‘tib o‘tirdim, o‘sha yerdagi devorga suyandim, uyni qanday sotishni, kimga sotishni o‘ylay boshladim. Shu holda o‘tirar ekanman, Abu Nasr o‘zida yo‘q xursand holda o‘tib qoldi.
– Ie, Abu Muhammad, bu yerda nima qilib o‘tiribsiz, uyingiz molu boylikka to‘ldiku, – dedi u yonib.
– Subhanalloh! Qaerdan baliq chiqaqoldi? – dedim.
– Qo‘limga u-bu olib uyingiz tomon ketarkanman, – dedi u, – sizning otangizni yoki uning yaqinlaridan birini izlab yurgan odamni ko‘rib qoldim. U o‘zi bilan ancha yuk olib kelibdi. Men unga «mana men boshlab boraman» deb, uni olib yo‘lga tushdim va yo‘lda uning kimligiyu otangiz bilan aloqasini so‘radim. U bir tijoratchi ekan, bundan o‘ttiz yil ilgari otangiz unikiga mol omonatga qo‘ygan ekan. U o‘sha vaqtlarda tijorati sinib, moli kasodga uchrab, Basrani tashlab Xuroson ketibdi. O‘sha yerda necha yil ishlagach, ishi yurib, ancha pul ishlab, boy bo‘lib ketibdi. Oxiri Basraga qaytib, bo‘ynidagi qarzu omonatlarni uzib yurgan ekan. Otangizning omonatiyu boshqa sovg‘a salomlar bilan kepti.
Uyga shoshib bordim. Qarasam, uy to‘la mol. «Haq gapni aytganlar, o‘zimizga yedirganimizda baliq chiqmagan bo‘lardi» deb yubordim. Bu odam Abu Nasrga shu kun, shu soatda uchrab qolmaganida meni umuman topolmagan, qaytib ketgan bo‘lardi, chunki otam tiriklik vaqtida hamma ham tanimaydigan bir odmigina odam edilar, o‘lganidan yigirma yil o‘tib esa uni kim ham tanir edi..
O‘sha kundanoq qasam ichdim: Alloh taologa bu ne’matlar shukronasiga barcha sadaqayu ehson bilan yaqinlik qilaman. Birinchi qiladigan ishim o‘sha muhtoj ayol va uning yetim o‘g‘lini topib, ularni kiyintirib, yedirib, bir joyga joylab, oylik tayinlab qo‘yish bo‘ldi.
Keyin molni aylantirib, orada ehsonu sadaqalar bilan tijorat qila boshladim, mollarim ko‘paygandan ko‘payib, katta boyga aylandim.
Har kuni ko‘plab ehsonu hadyalar, sadaqalar qiladigan bo‘ldim.
Bu kelgan molu dunyodan biroz g‘ururlanib, qilayotgan sadaqayu ehsonlarim bilan farishtalar kitobini to‘ldirayotganimdan ancha xursand edim. Alloh taoloning solih bandalaridan bo‘lishimni umid qildim…
Kunlardan bir kun g‘aroyib bir tush ko‘rdim. Tushimda Qiyomat qo‘pgan ekan. Xalqlarning soni, odamlarning adog‘i yo‘q. Birov birovga qaramaydi, birov birovni tanimaydi. Hamma o‘zi bilan mashg‘ul, dunyoda qilib o‘tgan amallarini cho‘tlab kapalagi uchgan.
Bir hayqiriq kelib, jar solgan ovoz eshitildi: Ey odamlar jamoasi! Bugun bahoyimlar odam bo‘lib yaratilmaganiga shukr qilmoqda!
Qarasam, odamlarning kelbati bahaybat bo‘lib ketgan, gunohlar ko‘zga ko‘rinarli zalvorli jism shakliga keltirilib, odamlar ularni yelkalariga orqalab olibdi. Ba’zi bir fosiqlar yelkalarida butun boshli shaharchalik sharmandaliklarni orqalab ketmoqdalar.
Amallar taroziga qo‘yilib, amallarimni o‘lchash uchun meni keltirdilar. Gunohlarim bir pallaga, yaxshi, ezguliklarim yana bir pallaga qo‘yila boshlandi. Ezguliklarim yozilgan behisob daftarlar gunohlarim oldida hech narsa bo‘lmay, gunoh tomon go‘yo ulkan qog‘ozga o‘rab qo‘yilgan tog‘dek bo‘lib shuvv etib bosib ketdi.
Yaxshilik tomonga ezgulik ketidan ezgulik qo‘yilar, lekin ular hech tarozi bosmasdi, «bunisi riyo bilan qilingan», «bunisi g‘urur bilan», «odamlar maqtasin deb», va hokazo. Biror yaxshiligim pokiza, nafs istagi aralashmasdan chiqmasdi.
Tamom bo‘ldim. Zotan, tarozi nima desa, shu edi, tarozi esa, mening hech kim ekanimdan darak berib turar edi.
Shu payt bir ovoz keldi: Biror narsasi qolmadimi?
«Manavi qoldi» deyildi.
Qarasam, ayol va o‘g‘liga qilingan o‘sha ikki kulcha ekan… Ko‘nglim cho‘kdi, tamom bo‘ldim, deb o‘yladim. Minglab qilingan sadaqalar hech narsa bo‘lmadiyu, bu nima bo‘pti…
Taroziga qo‘yilayotganda «Savobining yarmini Abu Nasr Sayyodga yozinglar» degan ovozni eshitdim. Tamoman bo‘shashib, shalvirab qoldim. Lekin qarasam, yaxshiliklar tomon anchagina tarozi bosib qopti, lekin baribir yomonlik tomon og‘irroq edi haliyam.
«Mana bu qopti» deyildi. Qarasam, ayolim va bolamning o‘sha kungi ochligi ekan, bu qo‘yilishi bilan tarozi pallasi qimirlab, pallalari bir-biriga teng bo‘lib keldi. Endi halokat va najot orasida edim, tarozi bosa boshlaganini ko‘rib, ichimda umid chirog‘i yorisha boshladi.
«Bo‘ldimi?» degan ovoz keldi. «Mana bu qoldi»..
Qarasam, o‘sha bechora ayolning o‘sha kungi yig‘isi ekan, ko‘z-yoshlari ekan. Taroziga qo‘yilishi bilan shunday qalqdiki, go‘yo dengiz mavji deb o‘yladim. Mavj kattalasha borib, ichidan bir ulkan baliq chiqib kela boshladi. U baliq kattalashaverdi, kattaraverdi, oxiri yaxshilik tomon tarozi pallasi og‘ir bo‘lib pastga og‘ib ketdi..
«Qutildi!» degan ovoz yangradi…
O‘sha vaqtda jon holatda baqirib yubordim.. Uyg‘onib ketdim, qarasam o‘ngimda ham ko‘z-yoshim duv oqqanicha «Nafsimizga yedirganimizda baliq chiqmas edi!» deb baqirayotgan ekanman!
Arabchadan Sayfulloh Nosir tarjimasi
Manba: islom.ziyouz.com
Ахмад ибн Мискин, один из юристов Багдада, рассказывает следующую историю:
В 219 году по хиджре я сильно обеднел, у меня кончились деньги, и мой адрес стал сухим. Мой двор в районе Ворот Басры в Багдаде был похож на кусок пустой пустыни, врезанный в город.
Начался новый жаркий день, и солнце было не с далекого неба за тучами, а из-за песков. Он также прошел над моим домом, похожим на лист, висящий на сине-зеленом дереве. От человеческого рода в доме не осталось ничего, только шуршали стены, камни, доски и столбы дома. Моя жена и мой маленький ребенок сидели у меня дома, голод полностью иссушил нас всех. Глядя на мальчика и его маму, я не мог вынести их состояния.
Я сказал себе: раз нет возможности есть каменные плиты, давайте есть покупные деньги, я подумал о том, чтобы продать двор и переехать в другое место. Но покинуть дом, оставленный отцом, для меня было все равно, что умереть, как содрать с себя кожу и отделить тело от кожи. В ту ночь я не мог уснуть, как человек, рухнувший на угли от голода и боли, и ворочался с боку на бок.
Я проснулся утром в оцепенении. Хотя мечеть стояла на земле, она выглядела как кусочек рая. Затем я почувствовал, что на мгновение оторвался от земли. После молитвы люди стали молиться Богу. Когда я сидел среди них, я почувствовал, как эти слова исходят из моего языка: «О Аллах! Я ищу у Тебя защиты от того, чтобы не стать бедным в религии… Не упусти дар исправления меня, который был вплетен в Тебя. .. Дай благословение согласия Казойину и укрепи его послушанием. О Милосерднейший Боже … «.
Потом я долго сидел в мечети, думая о своем плачевном положении… Когда я посмотрел на некоторое время, это было время чашгох, и солнце побледнело и осветило мир. Я вышел, вспомнив, что должен продать двор, я не знал, куда идти и кому говорить.
После долгого пути я наткнулся на рыбака Абу Насра Сайяда. Я знал его.
— Абу Наср, — сказал я. — Я хотел продать дом, я в плохом положении, я нуждаюсь… Если вы можете дать мне взаймы сегодня, пока двор не будет продан…
— О, моя вина, — сказал он. — Возьми этот узел, я провожу тебя до твоего дома.
В узле было два шара, между которыми помещалась халва. Видя, как я с удивлением смотрю на узел:
— Да, это благословение шейха, — сказал он.
– Какой шейх, какое благословение? Я сказал.
— Вчера я стоял у дверей этой мечети, люди уходили после совершения пятничного намаза. Абу Наср Бишр Хафи скончался. «Что вы делаете в данный момент?» Они сказали. Я сказал: «У меня нет ни хлеба, ни денег, и мне нечего продавать». «Аллахуль Мустаан. Возьми свою сеть и иди к реке», — сказали они. Мы пошли вместе. Когда мы подошли к реке, «совершив омовение,»Соверши два ракаата», — сказали они. Я прочитал. Они сказали: «Закиньте сеть с Бисмиллях». Я закинул сеть, как они сказали. Что-то тяжелое попалось в сеть. Вместе мы вытащили ее. мои собственные глаза, что в сети лежала жирная рыба такого размера, которого я никогда раньше не видел. «Теперь иди и продай ее, и улучши положение себя и своей семьи на эти деньги». Я пошел по магазинам, деньги закончились Я пришел домой и поел с семьей, и я вспомнил шейха. Я сказал: «Я возьму подарок этому человеку». Я сказал: «Абу Наср». руку в холле и входите сами». Я сказал: «Эй, Абу Проза! Если бы мы накормились сами, рыба бы не вышла. Иди поешь с собой и своей семьей», — закончил свой рассказ Абу Наср.
Я был так голоден, что одна кульча равнялась богатому столу с неба, но последние слова шейха о рыбе давали мне такую пищу, что я чувствовал себя так, будто насытился плодами неба, а не мира. сам. Я приняла это обратно в себя и стала терпеть, как эти воздушные желания, животные похоти и аппетиты раздирают людей. Я убедился ясно, что пока мы призываем бедствие на себя, пока по-своему описываем богатый мир и интерпретируем его по своему желанию, когда кусок этих слов оседает в сетях нашего эго, лежащего в глубины человека, он начинает приглашать к себе себе подобных, разные пороки и грехи… И вокруг этих уродливых смыслов черти смысла кружатся, как мухи вокруг навоза, тела, Пока мы, собственники, получаем готов повиноваться повелению чертей, служить с ними и для них… Беда за бедой приходит и окончательно губит своего слугу…
Эти черти, подобные мухам и насекомым, не пришли бы и не собрались, если бы не нашли вращающуюся землю, вращающийся объект. Когда эти вещи не накапливались одно за другим, а смывались во времени, когда мы словами и смыслами показывали, что мир безобразен, и украшали его, мы не видели мир таким, какой он есть сейчас, а смотрели на него по-другому, поэтому и действия наши были бы лучше и чище…
В бисоте шейха не было словосочетания «наслаждаться миром», как только он пришел, он был жаден, в результате даже его спутники не могли найти к нему дорогу, поэтому их желания были обучены только добру, только добру товарищи.. был…Я мысленно проклинал мир, когда брал две кульчи. Но в то же время эти две кульчи привязывали меня к шейху, и я видел их в своих руках, как будто они были символами спасения.
«Да будет благословенно». Произнеся это слово вслух, я продолжил свой путь домой. Когда я проходил мимо, на обочине дороги сидела женщина, рядом с ней был маленький ребенок. Когда он увидел узелок в моей руке, он сказал: «О, моя дорогая, это сирота, он голодает, он не может этого вынести. Оставь немного еды. Да помилует тебя Бог». Потом мальчик так посмотрел на меня, что я не могу забыть. В нем я увидел красоту и сокрушенность тысячи отшельников, отрекшихся от мира и предавшихся молитве. Он освятил свое лицо до такой степени, что оно излучало детскую невинность и полное пренебрежение ко злу, как будто он говорил: Мой Господь! Этот добрый слуга поможет мне!» Люди не знали об этом, они переходили с одной стороны на другую, хотя Небо показывало себя этим невинным взглядом, люди проходили беспечно.
Жена и сын, которые со вчерашнего дня сидели, не попробовав соли, прошли перед моими глазами. Но в сердце моем, как будто я забыл, что одна из них моя жена, а другая мой сын, я отдал ту, что была у меня в руке, женщине и сказал: «Ешь, накорми своему сыну». Я добавил: «Ей-богу, у меня нет ни копейки, мои дети голодают дома, иначе я бы улучшил твое положение и купил тебе дом». Увидев еду, лицо мальчика просветлело и обрадовалось, глаза женщины наполнились слезами: Я голоден, Хазрат Абу Бакр и Хазрат Умар голодали много дней. Но что я буду делать с женой и ребенком…
Я покачал головой и ушел с тяжелым сердцем.В этот момент я вспомнил слова шейха: «Если бы мы накормили наши души, рыба не вышла бы». Я сказал себе: «Когда ты придешь домой и накормишь их, ты опустеешь от этой добродетели. Чтобы получить такую добродетель, тебе нужно сделать что-то подобное, и это должен делать такой человек, как ты, только тогда добродетель будет добродетелью».
День подходил к концу. Я поскользнулся и сел, прислонился там к стене и стал думать о том, как продать дом и кому. Пока я сидел в таком состоянии, мимо прошел Абу Наср, полный радости.
— Да, Абу Мухаммед, что ты здесь делаешь, твой дом полон богатств, — горячо сказал он.
— Слава Богу! Откуда взялась рыба? — Я сказал.
— Когда я шел к вам домой с чем-то в руке, — сказал он, — я увидел кого-то, кто искал вашего отца или кого-то из его родственников. Он привез с собой много багажа. Я сказал ему: «Вот я иду»Я взял его и отправился в путь, и по дороге я спросил его, кто он такой и каковы его отношения с твоим отцом. Он купец, и тридцать лет назад твой отец сдал ему на хранение свое имущество. В то время его бизнес разорился, его имущество было разорено, и он покинул Басру и отправился в Хорасан. Проработав там несколько лет, он нашел хорошую работу, заработал много денег и разбогател. В конце концов он вернулся в Басру и отсек свои долги и депозиты. Задаток твоего отца и другие подарки с приветом.
Я поспешил домой. Я увидел, что дом полон товаров. «Те, кто сказал правду, если бы мы сами накормились, рыба бы не вышла», — послал я. Если бы этот человек не встретил Абу Насра в этот день и в этот час, он бы вообще меня не нашел, он бы вернулся назад, потому что при жизни мой отец был просто человеком, которого никто не знал, и двадцать лет после его смерти его никто не знал.
С того дня я поклялся: я буду приближаться к Аллаху со всей благотворительностью и благотворительностью в благодарность за эти блага. Первое, что я сделал, это нашел эту нуждающуюся женщину и ее осиротевшего сына, одел их, накормил, поместил в место и назначил им месяц.
После этого я сдал товар и начал заниматься делами с пожертвованиями и милостыней.
Каждый день я давал много подарков и милостыни.
Я немного гордился этим богатым миром и был очень счастлив, что наполняю книгу ангелов своими милостынями и пожертвованиями. Я надеялся, что окажусь среди праведных рабов Аллаха…
Однажды мне приснился странный сон. В моем сне наступил Судный день. Нет числа народов, нет народа. Кто-то на кого-то не смотрит, кто-то кого-то не знает. Все заняты собой, и бабочки улетели от своих прошлых дел в мире.
Раздался крик, и раздался громкий голос: О, сообщество людей! Сегодня бахаимы благодарны за то, что они не были созданы людьми!
Я вижу, что тела людей стали исполинскими, грехи превратились в видимое чешуйчатое тело, и люди несли их на своих плечах. Некоторые преступники несут на своих плечах позор целого города.
Меня положили на весы и привели мерить дела мои. Мои грехи стали ставиться на одну ступень, а мои добрые дела – на другую. Бесчисленные тетради, куда записывались мои добродетели, были ничто перед моими грехами, и они мчались на грех, как гора, завернутая в огромный лист бумаги.
Они ставили добро за добром на сторону добра, но не взвешивали чашу весов, «это было сделано с лицемерием», «это было сделано с гордостью», «чтобы люди хвалили» и т. д. Мои добрые дела были чистыми и незамутненными желанием.
Я задолбался. Ведь так говорили весы, а весы показывали, что я никто.
В этот момент раздался голос: Осталось что-нибудь?
«Манави остался», — было сказано.
Когда я смотрела на два торта, сделанных для женщины и ее сына… Я была в депрессии, я думала, что все кончено.Тысячи пожертвований оказались ничем, что это…
Во время взвешивания я услышал голос, говорящий: «Напиши половину награды Абу Насру Сайаду». Я был полностью расслаблен. Но когда я посмотрел на это, баланс был сильно смещен в сторону добра, но плохая сторона была еще тяжелее.
— Вот и все, — сказал он. Я видел, что моя жена и ребенок в тот день были голодны, и при таком размещении весы сдвинулись и весы стали равны друг другу. Теперь я был между гибелью и мраком, когда я увидел, что чаша весов склоняется, во мне засиял свет надежды.
«Готово?» раздался голос. «Это все, что осталось».
Я видел, что бедная женщина плакала в тот день, у нее были слезы. Как только его положили на весы, он поплыл так, что я подумал, что это морская волна. Волна стала больше, и из нее начала выплывать огромная рыба. Рыба становилась все больше и больше, и, наконец, весы стали тяжелыми и склонились в лучшую сторону.
«Спасен!» голос сказал…
В то время я закричала в отчаянном состоянии. Я проснулась, и когда я посмотрела, мои глаза были полны слез. Я кричу!
Перевод с арабского Сайфуллы Насир
Источник: islam.ziyouz.com