Bu voqea sira yodimdan chiqmaydi. Bahor arafasi edi. Qor-muz erib, qish ortga chekingan boʻlsa-da, ertalabki va kechki sovuq odamning etini junjiktirardi. Choshgohda quyoshning tafti sezilar, kun biroz ilirdi. Biz – oʻyinqaroq bolalar mana shu fursatdan foydalanib, onalarimizning “hay-hay”lashiga quloq solmasdan yupun kiyinib, koʻcha-koʻyga yurardik. Qiladigan ishimiz arava-gʻaltak sudrashmidi, oʻyin-da! Kattaroqlar koptok, lanka tepadi, chillak uradi. Kichikkina bolalar ham oʻz bilganlaricha nimadir oʻynaydi.
Oʻsha kunlarning birida qoʻshnimizning men tengi oʻgʻli bilan hovlidan endi chiqib ketmoqchi boʻlib turgandik, dadamning bolta koʻtarib boqqa kirib ketayotganini koʻrib qoldik.
– Dadang daraxt kesmoqchimi? – deb soʻradi oʻrtogʻim va javobimni kutmasdan qoʻlimdan tortdi. – Yur, borib tomosha qilamiz.
“Ha, chindan ham dadam anavi devor yonidagi oʻrikni chopib tashlamoqchi”, degan fikr koʻnglimdan kechib, qovoq-tumshugʻim osildi. Oyimni tushunolmayman, bus-butun daraxtni kesdirib, tandirga oʻtin qildirmoqchimi? Shunaqa niyati boʻlmasa, tunov kuni dadamga: “Anavi oʻrik ikki yildan beri gullaydi, lekin hosil bermaydi. Uning boridan yoʻgʻi yaxshi. Chiroyli savlatiga qarab, osh-ovqat pishirib yeymizmi?” deb yozgʻirarmidi? Dadamga ham hayronman, onamga bir ogʻiz: “Hoy, onasi, oʻrikning senga ogʻirligi tushmasin!” demadi-ya. Qaytaga: “Xoʻp-xoʻp, biron chorasini koʻramiz”, dedi. Chorasi daraxtni egasidan, yaʼni mendan soʻramay-netmay kesib tashlash ekan-da.
Men oldinda, oʻrtogʻim orqada boqqa kirdik. Oʻrik qarshisida boltani ushlab oʻylanib turgan dadamni qanday shashtidan qaytarishni bilolmay, koʻzlarimga yosh quyildi. Bogʻimizda mevali daraxtlar koʻp: oʻrik, olma, anor, behi… Ammo-lekin mening aynan shu oʻrikka mehrim tushgan. Koʻchatligidan tagini oʻzim yumshatib, ariqdan chelakda suv tashib quyganman. U avvaliga tik oʻsdi, soʻng atrofiga shox yozdi. Chiroyli, koʻrgan odamning havasi keladigan daraxt boʻldi. Bunaqasi qishlogʻimizda bitta. Uni oʻrtogʻlarimni koʻrsatib, koʻp marta maqtanganman. Endi esa…
Dadam boltani dast koʻtardi. Qoʻrqqanimdan baqirib yubordim:
– Dada, daraxtni kesmang!
Bolta havoda muallaq qoldi. Dadam bizga “yalt” etib qaradi.
– Oyoq ostida oʻralashmay, nari turinglar, – dedi norozi ohangda va yana daraxtning tanasiga bolta urishga chogʻlandi.
Nimadir boʻgʻzimga tiqilib yigʻlamsiradim.
– Bu mening daraxtim! Uni boltalamang. Joni ogʻriydi.
– A… mening daraxtim?.. Joni ogʻriydi!.. – dadam oʻz-oʻziga gapirinish barobarida ikkilanganday boʻldi.
Men paytdan foydalanib oʻrikning tanasiga koʻndalang turib oldim. Dadamning yuz-koʻzidagi ifoda oʻzgardi. Menga tikilib qaradi. Qiligʻimdan jahli chiqyaptimi-yoʻqmi, buni bilib olish qiyin. Hozir: “Sen tirmizak menga aql oʻrgatayapsanmi?” deb quloq-chakkamga tarsaki tortib yuborsa-ya… Yoʻq, dadam meni oʻrtogʻimning koʻz oldida urmaydi. E-e, bu yogʻi qiziq boʻldi, kutilmaganda dadam qoʻllarini ikki yonga yozib qah-qah otib kuldi. Men zoʻrma-zoʻraki tirjaydim. Daraxt kesilishini koʻrishga kelgan ishqiboz oʻrtogʻim esa ogʻzini ochganicha nima boʻlayotganini tushunmay angrayib qoldi.
– Quvondiq, bolam, oʻzimning bogʻbon oʻgʻlim, – deb dadam boshimni siladi. – Bu daraxtning atrofida aylanib-oʻrgilib, uni juda erkalatib yuboribsan. Lekin men sira ham sening oʻrigingni kesmoqchi emasman. Bir chetga oʻtib qarab tur, nima qilmoqchi ekanimni bilib olasan.
Dadamning gaplariga bir ishonib, bir ishonmay xoʻmrayib oʻrtogʻimning yoniga bordim.
– Hov daraxt, Quvondiqning erkatoyi, soʻzlarimni ikki qulogʻing bilan yaxshilab eshitib ol. Bizga soyasi bor, mevasi yoʻq daraxtning keragi yoʻq. Agar shu yil ham meva bermaydigan boʻlsang, oʻzingdan oʻpkala! Seni kesib tashlab oʻrningga boshqa koʻchat oʻtqazamiz. Uqdingmi? – deb dadam daraxtning tanasiga asta ikki-uch marta boltani tekizdi.
Toʻgʻrisi, dadamning bunaqa deyishi, doʻq-poʻpisa tarzida daraxtga bolta urishi yetti uxlab tushimga ham kirmagan kulgili holat.
– Dada, hech zamonda ham daraxt odamning gapini eshitadimi? – deb soʻradim biroz ensam qotib.
– Nega eshitmas ekan, albatta, eshitadi! – dedi dadam ishonch bilan va yonimizga kelib qulogʻimga shivirladi. – Mana, meni aytdi dersan, Quvondiq, bu yil oʻriging meva beradi. Faqat buni oʻziga aytib yurma. Bilib boʻladimi, tagʻin aynib qolmasin!
…Oʻsha yili chindan ham oʻrigimiz gʻuj-gʻuj dovuchcha tugdi. Dovuchchagidan oʻrtogʻim ikkimiz (tuzga botirib) yeyishni boshladik, to pishib-yetilib, tugaguncha. Shunda ham yegan sayin yegingiz keladi, taʼmi juda shirin. Ogʻzimizda erib ketadi. Bundan tashqari onam oʻrigimning mevasidan qoʻni-qoʻshnilarga ulashdi, “qishda yeysizlar”, deb. Murabbo, “kompot” yopib oldi.
Bola boʻlganman-da, uyimizga kelgan tanish-bilishlarga “Daraxt mening dadamdan qoʻrqdi”, deb maqtanib, xoʻp kulgiga qolganman. Jahlim chiqqan. Dadam boqqa bolta koʻtarib kirganini, oʻrik bilan “gaplashgani”ni, keyin oʻrik meva bergani isbotlashga astoydil harakat qilganman.
– Ha, chindan ham shunday! Quvondiqning daraxti juda esli ekan, soʻzimni ikki qilmadi, – deb dadam har gal meni quvvatlagan.
Oyim esa hamisha ham mening tarafimni olavermasdi.
– Quvondiq, oʻzingdan kattalarning boshini qotirmasdan koʻchaga chiqib, oʻrtoqlaring bilan oʻynab kel, – deb maʼnoli jilmayib qoʻyardi…
Я никогда не забуду этот случай. Был канун весны. Хотя снег и лед растаяли и зима отступила, утренний и вечерний холод заставлял человека дрожать. В Чошгях светит солнце, день становится длиннее. Мы, более шаловливые дети, воспользовались случаем и ходили по улицам в штатском, не слушая мамино «хай-хай». Давай поиграем в колеса! Старшие пинают мяч, ланку и играют в игру. Даже маленькие дети играют во что-то, пока они знают.
В один из таких дней мы с соседским сыном уже собирались уходить со двора, как увидели, как мой отец входит в сад с топором.
— Твой отец хочет спилить дерево? — спросил мой друг и потянул меня за руку, не дожидаясь моего ответа. — Давай, пойдем и посмотрим.
«Да, мой отец действительно пытается срубить абрикосовое дерево у стены», — подумал я. Я не могу понять свою маму, она что, хочет срубить целое дерево и использовать его как дрова для печи? Если у него нет такого намерения, то он скажет отцу в день Тунова: «Это абрикосовое дерево два года цветет, а плодов не плодоносит. Это лучше, чем это. Приготовим и поедим, глядя на красивый пейзаж?» он бы написал Я тоже удивляюсь отцу, слово маме: «Эй, мама, не дай на тебя тяжесть абрикосов!» он не сказал. Он снова сказал: «Ладно, ладно, мы найдем решение». Решение — срубить дерево, не спрашивая хозяина, то есть меня.
Мы вошли в сад со мной впереди и моим другом сзади. Слезы навернулись на глаза, не зная, как отвлечь отца, который держал перед Ориком топор. В нашем саду много фруктовых деревьев: абрикосы, яблони, гранаты, айва… Но я влюбилась именно в этот абрикос. Я смягчила его дно, когда его посадили, и поливала, нося в ведре воду из канавы. Сначала он рос вертикально, затем разветвлялся вокруг него. Получилось красивое, завидное дерево. В нашем селе есть только один такой. Я показывал его своим друзьям и хвастался им много раз. И сейчас…
Папа поднял топор. Я закричал от страха:
— Папа, не руби дерево!
Топор повис в воздухе. Папа уставился на нас.
— Не путайся под ногами, держись подальше, — сказал он неодобрительно и снова стал бить топором по стволу дерева.
Что-то застряло у меня в горле, и я заплакала.
— Это мое дерево! Не облажайся. Душа моя болит.
— А… мое дерево?… Душа болит!… — замялся отец, говоря сам с собой.
Я воспользовался моментом, чтобы пересечь тело сливы. Выражение лица папы изменилось. Он уставился на меня. Трудно сказать, злится он на меня или нет. Теперь: «Ты что, повеса, учишь меня мудрости?» он бьет меня по уху… Нет, мой отец не будет бить меня при моем друге. Ну интересно было, папа вдруг засмеялся руками в обе стороны. Я заставил себя улыбнуться.Мой друг, который пришел посмотреть на валку дерева, открыл рот, чтобы понять, что происходит.
— Я счастлив, дитя мое, сын мой садовник, — сказал отец, гладя меня по голове. «Ты гладишь это дерево, обходя его». Но я все еще не хочу стричь тебя. Отойди в сторону, и ты увидишь, что я задумал.
Я пошел к своему другу, поверив словам отца, а потом недоверчиво нахмурившись.
— Дерево, муж Кувондика, слушай внимательно мои слова своими двумя ушами. Нам не нужно дерево с тенью и без плодов. Если в этом году у вас не будет плодов, не расстраивайтесь! Мы срубим тебя и посадим на твое место другой саженец. ты спал — отец два-три раза медленно провел топором по стволу дерева.
По правде говоря, мой отец, говорящий это и угрожающе ударяющий топором по дереву, — забавная ситуация, которая даже не вошла в мои семь снов.
«Папа, а дерево когда-нибудь слышит человека?» — спросил я немного растерянно.
— Если он не слышит почему, он услышит! — уверенно сказал отец, подошел к нам и прошептал мне на ухо. — Ну, ты говоришь, ты мне говорил, Кувондик, в этом году твой урожай принесет плоды. Только не говорите себе этого. Знаешь, больше не болей!
…В том году наши сливы действительно родили очень много щенков. Мой друг и я начали есть курицу (пропитанную солью), пока она не была приготовлена и не закончилась. Даже тогда вам захочется есть его каждый раз, когда вы его едите, он такой сладкий на вкус. Он тает у нас во рту. Кроме того, мама поделилась плодами моих абрикосов с соседями, сказав: «Зимой будешь их есть». Варенье, «компот» закрытый.
Еще в детстве я хвастался перед пришедшими к нам в дом знакомыми, что «дерево боялось моего отца» и смеялся вдоволь. Я зол. Я упорно пытался доказать, что отец вошел в сад с топором, «поговорил» с абрикосом, и тогда абрикос дал свои плоды.
— Да, это правда! Отец каждый раз подбадривал меня, потому что дерево счастья очень важно, поэтому не принимал мои слова на веру.
Мама не всегда была на моей стороне.
«Кувондик, иди погуляй с друзьями, не беспокоясь о старших», — многозначительно улыбался он…