Har yili dam olishga borganimda onamga gilam paypoq olib kelaman. Kavkaz tomonda koʻp boʻladi. Juba deyishadi, jurabi deyishadi. Oyim xuddi noyob narsaga ega boʻlgandek, uzundan-uzoq duo qiladi. Shundoq mehribon oʻgʻli borligini aytib qoʻshnilarga maqtanadi. Uning oyogʻi kasal. Salqin tushishi bilan shishib ketadi, ogʻriydi.
Qoʻni-qoʻshnilar ahvol soʻrasa, ularniyam, oʻziniyam yupatadi.
– Ha, endi keksalik-da, oʻrgilay.
Lekin onamning oyoq ogʻrigʻi faqat keksalikdan emas. Buni boshqalar bilmasa ham, men bilaman. Yaxshi bilaman.
Bolaligimda koʻp kasal boʻlardim: qizamiq, koʻkyoʻtal, bezgak… Shuning uchun oshxonadagi mixda koʻk qargʻaning patidan tortib, gultojixoʻrozgacha iligʻlik turardi… Ayniqsa, tomoq ogʻrigʻi yomon qiynaydi. Oyogʻim zaxga tegishi bilan tomogʻim ogʻrishga tushadi. Oyoq bilan tomoqning nima aloqasi borligini haliyam tushunolmayman.
Oʻshanda necha yoshligim esimda yoʻq. Biroq juda kichkina edim. Bir kuni akalarim bilan yaxmalak oʻynab terlab ketdim. Terlab turib muz yedim. Kechqurun isitma koʻtarildi. Quv-quv yoʻtalaman. Oyim tomogʻimni achchiqtosh bilan chayib koʻrdi, boʻlmadi, turshak qaynatib suvini ichirdi, boʻlmadi… Oxiri tomogʻim xippa boʻgʻilib qoldi. Ogʻriqni sezmaymanu nafas olishga qiynalaman. Hushimdan keta boshlaganimni es-es bilaman. Qulogʻim ostida onamning chirqillab yigʻlagani, hadeb bir gapni qaytarayotgani eshitiladi:
– Voy, endi nima qilaman! Voy, bolam oʻlib qoladi!
Keyin meni shosha-pisha koʻrpachaga oʻradi. Bir mahal onamning qoʻlida ketayotganim esimda bor. Gupillatib qor yogʻayotganini his etib turardimu, biroq yuzimga qor tushmas edi. Onamning issiq nafasi urilib turar, u sirgʻanib-sirgʻanib borar, ogʻir hansirar edi.
Xira chiroq miltirab turgan allaqanday uyga kirdik. Koʻz oʻngim yana qorongʻilashib ketdi. Oyim hamon chirqillaydi.
– Oʻlib qoladi! Bolaginam oʻlib qoladi!
– Vahima qilmang, poshsha, dardni bergan Xudo, davosiniyam beradi.
Bu Hoji buvining ovozi ekanini gʻira-shira idrok etdim.
Hoji buvi boshimni tizzasiga qoʻyib chalqancha qilib yotqizdi. Doka oʻralgan barmogʻini ogʻzimga tiqdi. Koʻnglim agʻdarilib, tipirchilagancha yigʻlar, ammo Hoji buvining qoʻlidan chiqib ketolmasdim. U tomogʻimga nimadir qildi. Dod solib qoʻlini tishlab oldim. Qiziq, birpasdan keyin ahvolim yengillashdi. Koʻzimni ochsam, Hoji buvi jilmayib turibdi.
– Nega tishlaysan, kuchukvoy? – dedi boshimni silab.
Keyin tepamga oyim engashdi. U hamon hansirar, sochlari toʻzgʻib ketgan, yuzi jiqqa hoʻl edi.
Birpasdan keyin qaddimni rostlab, tanchaga oyogʻimni tiqib oʻtirdim. Hoji buvi allaqanday taxir suyuqlik ichirdi. Keyin oyimga qaradi-yu, birdan xitob qildi.
– Voy poshsha-a-a! Nima qilib qoʻydingiz, tamom boʻpsiz-ku!
Oyim talmovsirab, goh menga, goh Hoji buviga qarar edi.
– Oyogʻingizdan ayrilibsiz-ku! – dedi Hoji buvi boshini chayqab. – Shu ahvolda qandoq keldingiz?
Kavshandozda turgan oyimning kalishini endi koʻrdim. Kalishning ichi qorga toʻla edi.
– Sarpoychan kelaverdingizmi?! – dedi Hoji buvi hamon oʻsha vahimali ohangda. – Endi nima qilasiz? Qargʻaning miyasini chaqib surmasangiz, choʻloq boʻlib qolasiz.
Oyim tanchadan oyogʻini chiqardi. Ikkala oyogʻi qip-qizil goʻsht boʻlib ketgan edi.
– Sovuq yegani yoʻq, – dedi sekin. – Qaytaga isib ketdi. Qorda oʻzi isib ketarkan.
Hoji buvi uning oyogʻini uqalab koʻrdi.
– Sezyapsizmi?
– Nimani? – dedi oyim oyogʻiga emas, menga qarab.
– Qoʻlimni sezyapsizmi?
Oyim indamay bosh chayqadi-da, piqillab yigʻlab yubordi.
… Ertasiga u yotib qoldi. Uzoq yotdi. Dadam bir joydan qargʻa otib keldi. Hoji buvi qoʻlidan kelgancha dori-darmon qildi… Keyin oyim tuzaldi. Biroq salqin tushishi bilan oyoqlari shishib, azob beradigan boʻlib qoldi…
Har yili dam olishga borganimda onamga gilam paypoq olib kelardim. U xuddi noyob narsaga ega boʻlgandek, uzoq duo qiladi, birpasda hamma qoʻshnilarga koʻz-koʻz qilib chiqadi, shundoq “mehribon” oʻgʻli borligini aytib maqtanadi. Shunda qor gupillab yogʻib turgan mudhish kecha, onamning qip-qizil goʻshtga aylanib ketgan oyoqlari koʻz oʻngimga kela-di-yu, indamay chiqib ketaman.
Oʻtkir HOSHIMOV
“Dunyoning ishlari”dan
Ma’lumotlarni rus tilida o‘qing👇
Каждый год, когда я уезжаю в отпуск, я приношу маме ковровые носки. На Кавказе будет больше. Называют его джуба, говорят джураби. Моя мама молится долго и усердно, как будто у нее есть что-то уникальное. Он хвастается перед соседями, что у него такой добрый сын. Его нога больна. Как только становится холодно, он опухает и болит.
Когда его соседи спрашивают, как у него дела, он утешает их и себя.
— Да, теперь, когда я стар, учись.
Но боль в ногах у моей мамы не только из-за старости. Я знаю, даже если другие этого не делают. Я хорошо знаю.
В детстве я много болел: корью, коклюшем, малярией… Вот почему на кухне было что-то на ногтях, от синего вороньего пера до коклюша… Особенно я страдал от язвы горло. Как только моя нога касается земли, у меня болит горло. Я до сих пор не понимаю, какое отношение нога имеет к горлу.
Не помню, сколько мне было тогда. Но я был очень маленьким. Однажды я вспотел, играя в шахматы с моими братьями. Я ел лед, пока вспотел. К вечеру поднялась температура. Я кашляю. Моя мама пыталась полоскать мне горло пемзой, но не получилось, вскипятила воду и выпила, но не получилось… В конце концов у меня перехватило горло. Я не чувствую боли или мне трудно дышать. Я помню, что начал терять сознание. На ухо я слышу, как мама всхлипывает и повторяет что-то грубое:
— Ничего себе, что я буду делать теперь! О, мой ребенок умрет!
Затем он быстро заворачивает меня в одеяло. Я помню, как однажды шел в руках моей матери. Я чувствовал, что шел снег, но снега на моем лице не было. Горячее дыхание моей матери сбивалось, она корчилась и тяжело дышала.
Мы вошли в странный дом с мерцающим тусклым светом. Мое зрение снова потемнело. Моя мать все еще кричит.
— Он умрет! Мой ребенок умрет!
— Не паникуй, поша, Бог, который дал боль, даст и лекарство.
Я смутно понял, что это был голос бабушки Хаджи.
Бабушка Хаджи положила меня на спину, положив голову себе на колени. Дока засунул мне в рот палец, обернутый марлей. Я был убит горем и плакал, но я не мог вырваться из рук бабушки Хаджи. Он что-то сделал с моим горлом. Я укусил его за руку. Забавно, через некоторое время мне стало лучше. Когда я открываю глаза, бабушка Хаджи улыбается.
— Почему ты кусаешься, щенок? — сказал он погладив меня по голове.
Потом мама наклонилась надо мной. Он все еще тяжело дышал, его волосы были растрепаны, а лицо было мокрым.
Через некоторое время я выпрямился и сел, положив ноги на кровать. Бабушка Хаджи пила много жидкости. Потом он посмотрел на мою мать и вдруг воскликнул.
«Вау, лети!» Что вы наделали?
Мама смотрела на меня, а иногда и на бабушку Хаджи.
— Ты потерял ногу! Бабушка Хаджи покачала головой. — Как вы пришли в такое состояние?
Я только что видел остатки своей луны, стоящей в Кавшандозе. Внутри горшка было полно снега.
— Ты бы пришел к Сарпойчану?!Бабушка Хаджи сказала все тем же грозным тоном. — Что ты теперь будешь делать? Если ты не укусишь вороний мозг, ты будешь хромым.
Мама вынула ногу из панчи. Обе ноги были красной плотью.
— Ему не холодно, — медленно сказал он. — Снова потеплело. Он греется в снегу.
Бабушка Хаджи массировала ему ногу.
«Ты чувствуешь это?»
— Какая? — сказала мама, глядя на меня, а не себе под ноги.
— Ты чувствуешь мою руку?
Мать молча покачала головой и расплакалась.
… На следующий день он лег спать. Он долго лежал. Отец пришел откуда-то с вороной. Бабушка Хаджи давала лекарства, как могла… Потом маме стало лучше. Однако, как только он простудился, его ноги распухли и стали болеть…
Каждый год, когда я уезжал в отпуск, я привозил маме ковровые носки. Как будто у него есть что-то уникальное, он долго молится, потом хвастается перед всеми соседями и хвастается, что у него «добрый» сын. Потом я вижу, как в страшную ночь, когда идет снег, ноги моей матери превратились в багровую плоть, и я ухожу, не сказав ни слова.
Откир ХОШИМОВ
Из «Произведения мира».
[/spoiler]