Yanguli — suxumilik grek Xrista Aleksandridining oʻgʻli. Choʻpday ozgʻin, yelkalari turtib chiqqan, qirraburun, koʻzlari charosdek qop-qora, qoʻllari uzunligidan tizzasiga tushib turadigan oʻn toʻrt yoshli bu bola yon-atrofdagi tengqurlari uchun naqd azroilning oʻzi edi.
Yanguli otasi bilan Venetsian koʻchasida, Chalbash daryosining boʻyida yashardi. Onasini eslolmaydi — chaqaloqligidayoq yetim qolgan. Ota-bolaning bor-yoʻq davlati bir parcha tomorqa, bittagina sigir va eshakdan iborat. Oshkoʻk, sut-qatiq sotib kun koʻrishadi.
Yanguli hech qayerda oʻqimasdi. Otasining yumushlariga qarashar, ahyon-ahyon eshakda qoʻshnilarga sut-qatiq tarqatar edi…
Oʻn toʻrt yoshli bu zolim Venetsian koʻchasida istiqomat qiluvchi barcha ustidan, jumladan, xolavachcham Koka ustidan ham tanho hukmronlik qilardi.
… Bizning tanishuvimiz oʻttiz sakkizinchi yilning kuzlarida boshlangan…
… Temiryoʻl kesib oʻtiladigan joyda, odatdagidek, Yanguhning toʻdasi uymalanardi. Beixtiyor boshim oʻsha tomon ogʻdi — hozir uyga borishdan nima foyda! Bolalarga yaqin qolganda qadamimni sekinlatdim-da, atayin engashib, botinkamning iplarini titkilay boshladim.
— He-ey, skripka!
Yangulining ovozini darrov tanidim.
— Nima deysan?
— Bu yoqqa kel!
— Ishing boʻlsa — Oʻzing kel!
Yanguli oʻzidan ham battar taajjublangan oʻrtoqlariga bir qarab qoʻydi-da, asta men tomonga yura boshladi.
— Kimligimni bilmaysanmi hali? — deb soʻradi u kishining gʻashiga tegadigan bir ohangda.
— Bilaman, — dedim koʻzlariga tik qarab.
— Boʻlmasa, nega chaqirganda kelmaysan?
— Kim boʻpsan meni chaqiradigan? — dedim yana bepisandlik bilan, ammo har ehtimolga qarshi, skripka solingan gʻilofni yerga qoʻydim.
Yanguli oʻyinni ham unutib, bizni qurshab olgan bolalarga bir-bir qarab chiqdi.
— Yanguli, kimligingni bir koʻrsatib qoʻy! — dedi bolalardan biri.
— Sol, Yanguli! — deya qoʻshimcha qildi ikkinchisi.
— Bir shapaloqqina! — deb maslahat berdi uchinchi bola.
— Oldin zoʻrligini bir koʻraylik-chi! — Yanguli shunday deb, yuzimni bir siypalab qoʻydi.
— Qoʻlingni tort! — baqirdim unga.
— Ol-la! — deya hayron boʻldi Yanguli.
— Uni qaranglar-a!
— Papirosni chiqaz! — dedi Yanguli birdan qoʻlini choʻzib.
— Chekmayman!
— Pulni ol!
— Pulim yoʻq.
— Choʻntaklaringni agʻdar!
— Oʻzing agʻdar!
Bolalar pichirlasha boshlashdi. Yanguli dovdirab qoldi, ammo darrov oʻzini bosib, skripkaga qoʻl choʻzdi.
— Tort panshaxangni!— deb baqirdim skripka ustiga engashib. Lekin Yanguli oʻzgʻirlik qildi — Gʻilofni ochib, asbobni menga uzatdi.
— Qani, birorta kuy chalib bolalarni xursand qilgin-chi!
— Chalmayman!
— Nega boʻlmasa bu dahmazani koʻtarib yuribsan? Esi yoʻq eshakmisan?
— Ber skripkani!
Yanguli asbobni orqasiga yashirib, bir qadam tisarildi.
— Petya, Fema, Kurlik, Pancho, Tena! Umrlaringizda skripka ovozini eshitganmisizlar? — dedi u bolalarga murojaat qilib. Ular baravariga chuldirashdi.
— Radiodan eshitganman! — dedi Petya.
— Boʻlaqol, Yanguli, bir koʻrsatib qoʻy!
Skripkamning ovozini hammadan oldin oʻzim eshitdim: Yanguli qulochkashlab turib skripka bilan boshimga tushirdi.
«Zi-i-ng… qars…» etgan tovushdan soʻng asbob ikkiga boʻlindi. Uning qorni, xuddi shartta chopib tashlangan qoʻlday, nozik simlarga osilgancha lapanglab turardi.
Bolalar xaxolab yerga dumalashdi.
Yuragim goʻyo toʻxtab qolganday boʻldi, miyamga qon urildi, quloqlarim bitib qoldi. Men hech narsani eshitmas, sezmas edim, faqat qornini changallab kulayotgan bolalarni, pachoq boʻlgan skripkani va Yangulining turtib chiqqan ozgʻin iyagini ilgʻardim, xolos. Birdan bot kuchim bilan ana shu iyak ostiga musht soldim.
Es-hushimni yigʻib olganimda Yanguli koʻprik ustida oʻtirar, menga hayratomuz tikilgancha oʻng qoʻli bilan iyagini ishqalar edi. Bolalar churq etishmasdi.
Shartta burilib, uyga joʻnadim.
Oʻsha kuni kechqurunoq qoʻshnimiz va Yangulining oʻng qoʻli hisoblanmish Petya majaqlangan skripka bilan gʻilofni uyimizga olib kelib, ostonaga tashladi-da, quyonni survordi.
Figʻoni falakka chiqqan xolam avval Petyani, soʻng Yanguli Aleksandridini, oxirida oʻzimni bisotida bor yomon soʻzlar bilan qargʻashga tushdi:
— Ha-a, yer yutsin seni, Petya kasofat!.. Iloyim, boʻyginang goʻrda chirisin!.. Sen ham bir, koʻkatfurush otang ham bir! Senlar skripkani qadriga yetasanlarmi? Paganinimi, Stradivarimi, arrakashmi — senlarga baribir!.. Eng avval sening goʻshtingni qiymalash kerak edi, Yanguli Aleksandridi! Hayf senga musiqa! Eshakning hangrashini eshitib katta boʻlgan bola musiqani tushunarmidi! Hammasiga uyimdagi yangi bezori aybdor! Mana shuni oyogʻidan osish kerak! O, opajonim Aniko! Oʻzimning tashvishim yetmayotuvmidiki, yana manovi gʻurbatni boshimga balo qilib tashlab ketding-a! Nima gunoh qildim, ey Parvardigor!
Oʻsha kuni musiqa olamidagi sarguzashtlarimga nuqta qoʻyildi. Hayotimda yangi davr — yashash uchun kurash davri boshlandi…
Ertasi kuni Yanguli bilan Petya bizni maktab darvozasi oldida qarshi olishdi…
Yanguli qora satin koʻylagini yechdi. Keng, tarang koʻkragini koʻrib, seskanib ketdim. Bu ham mayli, chap toʻshining ustiga koʻkish rangda naqshlangan lotin harflaridagi yozuv meni negadir butkul dovdiratib qoʻydi: «Hellados».
Yanguli Petyaga grekchalab bir nimalar dedi. Petya miq etmadi.
Yanguli yana takrorladi. Petya istamaygina ikkala choʻntagidan ikkita kattakon toshni chiqarib, bir chetga uloqtirdi. Yanguli Kokaga qaradi. Koka shosha-pisha qoq-quruq choʻntaklarini agʻdarib koʻrsatdi.
— Boshladik! — dedi Yanguli.
— Boshladik! — dedim men ham. Olishuv ikki-uch minutgina davom etdi.
Men mushtlarimni tugib, Yanguli esa besh panjasi bilan urardi. Men urganda ovoz chiqmas, ammo Yanguli har tushirganda atrofdan qarsillagan aks sado kelardi. Petya Yanguliga grekchalab dalda berar, Koka esa menga gruzinchalab bidirlar edi:
— Kalla qil, Jamol, kalla qil!
Mushtlashganda kalla qilish nimaligini oʻzim ham bilaman, biroq Yanguliga yaqinlashib boʻlmayotgan edi: uning chayir, terlagan gavdasi har gal sirgʻalib qoʻlimdan chiqib ketaverardi.
Yana bir qarsillagan tovush eshitildi-yu burnimdan tizillab qon otildi. Qonni artgunimcha Yanguli tagʻin bir marta tushirdi; natijasi shu boʻldiki, kecha xuddi Yanguli agʻdarilganday gup etib yerga quladim, faqat bitta farqi bor: hozir men turadigan holdaman, ammo Yanguli kecha oʻrnidan turolmagan edi.
Nima boʻlganda ham bugungi olishuvning yakuni ma’lum: men yutqazdim. Yanguli biroz kutib turdi, mushtlashishni davom ettirish niyatim yoʻqligiga ishonch hosil qilgach, shoshmasdan koʻylagini kiya boshladi. Nigohim yana koʻksidagi gʻalati soʻzga tushdi: «Hellados»…
Ertasiga maktabga bormadim — yuzimdagi shish va moʻmataloqlarni davoladim. Uchinchi kuni temir yoʻl kesib oʻtiladigan joyda Yangulidan boshqa deyarli butun mahallaning bolalari toʻplanib turganini koʻrdik. Ular bizni hushtak va tahqirlar bilan kutib olishdi.
Yanguli amirona ishora bilan hammaning ovozini oʻchirdi, soʻng bamisoli qabila oqsoqoliday oʻz qavmiga yuzlanib, tarixiy nutq irod etdi:
— Bolalar! Men, Yanguli Aleksandridi, sizlar saylagan sardor, sizlarga, Venetsian koʻchasining hur farzandlariga murojaat qilaman! Roʻparangizda tbilisilik rangpar laqma bilan uning jiyani — vatan va qabila xoini, mishiqi Koka turibdi. Mana bu rangpar kelgindi bizning mehmondoʻstligimiz va muruvvatimizdan bahramand boʻlish oʻrniga — Xudo siylagan yerimizni, dengizimizni, jamiki daryolarimiz, oltin va kumushlarimiz, oʻtloqlarimizni oʻziniki qilib olmoqchi…
— Bas qil maynavozchilikni! — dedim uning gapini boʻlib. — Mushtlashamiz!
… Bugungi olishuvimizga faqat eshak shohid boʻldi. Mushtlashish uzoq davom etdi. Har qancha urinmayin, Yanguli oʻzgʻirlik qildi — birinchi zarbani u berdi. Men yiqilmadim, faqat chayqaldim, xolos. Ikkinchi marta hamla qilganida chaqqonlik bilan gavdamni orqaga tashladim, qoʻli burnim yonidan shuvillab oʻtib ketdi. Ammo u shu qadar shiddat bilan quloch otgan ediki, muvozanatini yoʻqotib, munkaygancha bir qadam oldinga tashladi. Shunda… Hoʻ oʻsha birinchi bor mushtlashganimizda boʻlganiday, ozgʻin iyagi oʻngimga kelib qoldi. Men ham oʻsha iyak ostiga qattiq musht soldim. Yanguli yiqildi, bir muddat qimir etmadi.
Biz bir-birimizga uzoq tikilib qoldik. Pishillab nafas olayotganimizni har ikkalamiz ham eshitib turardik. Men Yangulining yana hamla qilishini kutardim, ammo, taajuubki, mushtlashishga menda na xohish, na kayfiyat qolgan edi. Biroq endi hech qachon Yanguli menga zoʻravonlik qilolmasligini ham bilib turardim.
— Bas! — dedi Yanguli kutilmaganda.
— Boʻpti! — Men ham rozi boʻldim. — Lekin ertaga bolalarning oldida mushtlashamiz! — deya qoʻshib qoʻydim har ehtimolga qarshi.
— Keragi yoʻq. Zoʻr bola ekaningni bolalarga oʻzim aytaman. Lekin, bilib qoʻy, birinchilikni senga bermayman!
— Keragi ham yoʻq!
— Xohlasang, ikkinchi boʻla qol.
— Menga hech narsa kerak emas! Sening yoʻling boshqa, mening yoʻlim boshqa! — Men ketishga chogʻlandim.
— Toʻxta! Bunaqasi ketmaydi. Har kuni mushtlashavermaymiz-ku, axir. Ke, kelishvolaylik: ertadan boshlab faqat soʻkishamiz. Kim qoyillatsa — Oʻsha gʻolib!
— Mayli, roziman.
Mana, yana bolalar qurshovidamiz. Bu gal oʻrtamizda dahanaki jang avjga chiqqan.
— Jamol — eshakmiya!
— Yanguli — koʻkatfurush grek!
— Tbilisilik mishiqi!
— Eshakboqar!
— Toʻngʻiz!
— Chirigan bodring!
— Toshbaqa!
— Itbaliq!
— Meduza!
— Ovsar!
— Paganini!
Bisotimdagi haqoratbop soʻzlar tugadi. Yanguli kutib turardi — navbat meniki edi.
— Boʻla qol, yutqazasan! — deb turtkiladi Koka.
— Menda boshqa yoʻq!
— Onasiga oʻt!
— Yoʻq, onani aralashtirib boʻlmaydi!
— Sheni deda vatire, degin! Uyat joyi yoʻq buni!
— Oʻrischasiga nima degani?
— Sen gruzinchasiga aytaver! U baribir tushunmaydi! — Koka hol-jonimga qoʻymasdi.
Yanguli, sheni deda vatire! — gruzinchalab shunday dedim-u javobini jon hovuchlab kutib turardim.
— Imana su ine prostikasa ineka, Jamol!
Sezdimki, Yanguli ham onamga til tekkizdi, ammo bu soʻzlar shu qadar xushohang, shu qadar yoqimli eshitildiki, goʻyo u goʻzal bir qoʻshiqni boshlaganday boʻldi nazarimda.
Men yana takrorladim:
— Sheni deda vatire, Yanguli!
— Imana su ine prostikasa ineka, Jamol!
Bu hol yarim yilcha davom etdi. Soʻng ehtiroslarimiz asta-sekin soʻndi. Ikkalamizning ham haqorat repertuarimizda bitta-yu bitta jumla qoldi, har uchrashganimizda men: «Sheni deda vatire, Yanguli!» derdim, u boʻlsa: «Imana su ine prostikasa ineka, Jamol!» derdi.
* * *
… Oʻsha kuni Yanguli sut opkeldi. Hovlida unga koʻzim tushdi-yu… taniyolmay qoldim. Basharasi moʻmataloq boʻlib ketgan edi.
— Nima boʻldi? — deb soʻradim ajablanib.
Aql bovar qilmasdi — bu atrofda Yanguliga kim qoʻl koʻtarishi mumkin?! Yoki birorta kattaroq yoshdagi odamning ishimikan bu?
— Hech narsa! — dedi u chetga qarab.
— Aftingni bir qaragin…
— Hechqisi yoʻq! — deya jilmaydi u.
— Kim ekan u mushtumzoʻr?!
— Otam!
— Otang?
— Otam.
— Nima gunoh qiluvding? — deya uning shishib ketgan chakkasiga avaylab qoʻlimni tekkazdim.
— Sababi bor-da…
— Nima ish qilib qoʻyding?
— Uch kundan keyin Suxumiga Gretsiyadan paroxod keladi. Bu yerlik greklar Elladaga qaytishyapti. Otam ham…
— Xoʻsh, nima qipti?
— Ketmoqchi emasman… Otamning gapiga qaraganda, bizning vatanimiz, ona tuprogʻimiz oʻsha yerda… Bizni ajdodlar ruhi chaqirayotganmish, bu nidoga quloq solish shart emish…
— Nega birga ketmoqchimassan? — deb soʻradim astoydil taajjublanib. Yangulidan ancha vaqtgacha sado chiqmadi.
— Qandoq tushuntirsamikin… — deya gap boshladi u nihoyat. — Onam yoʻq, hatto eslolmayman ham. Otam uzzukun tomorqada yoki tirikchilik tashvishida… Men koʻchada, Venetsian koʻchasida katta boʻldim… Mening vatanim, mening Elladam bu — Suxumi, koʻcha, Chalbash; bu — Koka, Petya, Kurlika, Fema, Qora dengiz, koʻprik… — U bir yutinib olib, davom etdi: — Bu — Mida… qolaversa, sen…
Midaning ismini mening oldimda Yanguli birinchi marta tilga olayotgan edi. Ammo men Mida — bir abxaz kishiga turmushga chiqqan grek ayolining qizi ekanini, Suxumida undan goʻzal qiz yoʻqligini, Yanguli uni yaxshi koʻrishini bilardim.
— Tushundingmi endi?
a’zoyi badanim jimirlashib ketdi. Bunaqa soʻzlarni umrimda birinchi marta eshitayotgan edim.
— Bu nima boʻlmasa? — Men Yangulining koʻkragini ochib, baland ovozda oʻqidim: — Hellados.
— Bu — naqsh, Jamol. Vatan — ichkariroqda, naqd yurakning oʻzi-da! — Yanguli qoʻlini koʻksiga qoʻydi.
Oʻpkam toʻlib, tomogʻimga achchiq bir narsa qadaldi, unga yana bir nimalar demoqchi edim-u, ammo Yanguli eshagini noʻxtasidan yetaklab, hovlidan chiqib ketdi…
Suxumiliklar oʻzlari bilan et-tirnoq boʻlib ketgan qadrdonlari — greklar bilan xayrlashishardi. Greklar allaqachon nuqraday oppoq «Poseydon» kemasiga chiqib olishgan, oʻsha yerdan turib qoʻl silkishar, grekcha, ruscha, gruzincha, armancha lafzda bir nimalar deb qichqirishar edi.
Men bolalarga qoʻshilib, sohildagi panjara devorga qapishgancha, nigohim bilan Yangulini izlay boshladim. Va uni topdim. Egnida oʻsha oʻzi yoqtiradigan oldi ochiq qora satin koʻylak.
— Yanguli, Yanguli! — deya qichqirishga tushdim qoʻl silkitib. Yanguli kuzatuvchilarga uzoq, juda uzoq razm soldi va birdan meni koʻrib qoldi. Ikkala qoʻlini baland koʻtarib, nido berdi:
— Jamol, ego agapo imana su! Jamol, oyingni yaxshi koʻraman! U grekcha nimadir deb baqirdi-yu, ammo menga qoʻshiq aytganday tuyuldi. Tagʻin shu narsani sezdimki, nazarimda, kemadan qochib ketmasin debmi otasi uni bilagidan mahkam ushlab turardi. Yana uning qoʻshigʻini eshitishga, yana unga moʻltirab turishga bardoshim yetmadi. Kemaga ters oʻgirildim-da, yigʻlagancha uyga joʻnadim.
Oradan bir kun oʻtib, Kelasuri daryosining quyilish joyida dengiz toʻlqinlari bir bolaning jasadini sohilga chiqarib tashlabdi. Toʻgʻrirogʻi, uni keksa baliqchilar suvdan tortib olib, qumga yotqizishibdi. Soʻng murdaning kimligini aniqlash uchun shu atrofda oʻynab yurgan bolalarni chaqirishibdi.
Marhumning basharasi shu qadar dabdala boʻlib ketgan ekanki, uni hech kim tanimabdi.
Uni men tanidim. Chap toʻshining ustidagi «Hellados» degan sehrli yozuvni koʻrgandan keyin tanidim.
Nafasimni ichimga yutgancha sohildan, soʻng temiryoʻl boʻylab, keyin Venetsian koʻchasidan toʻxtovsiz yugurib, telbalarcha uyga otilib kirdim.
— Ha, nima boʻldi?!! — Xolamning kapalagi uchib ketdi.
— Nina xola… Yanguli qaytib keldi…
Soʻng xolamning oldida choʻkkalab, oyoqlarini quchoqlagancha hoʻngrab yigʻlab yubordim…
Muallif: Nodar Dumbadze
Янгули — сын Христы Александридис, гречанки из Сухуми. Этот четырнадцатилетний юноша, худощавый, как палка, с торчащими плечами, острым носом, черными глазами и руками, свисающими от длины до колен, был настоящим достоянием сверстников.
Янгули жил со своим отцом на улице Венецианской, на берегу реки Чалбаш. Мать свою он не помнит — осиротел в младенчестве. Состояние отца и сына состоит из участка земли, единственной коровы и осла. Они зарабатывают на жизнь, продавая молоко и йогурт.
Янгули нигде не учился. Он присматривал за отцовскими делами, иногда раздавал молоко и кефир соседям на ослике…
Этот четырнадцатилетний тиран в одиночку правил всеми обитателями венецианской улицы, в том числе и моей тетей Кокой.
…Наше знакомство началось осенью тридцать восьмого года…
…На железнодорожном переезде, как обычно, собралась банда Янгуха. Невольно голова повернулась в ту сторону — что теперь домой идти! Подойдя к детям, я замедлил шаг, намеренно наклонился и стал ощупывать шнурки ботинок.
— Эй, скрипка!
Я сразу узнал голос Янгули.
«Что ты говоришь?»
«Иди сюда!»
— Если у вас есть работа — приходите сами!
Янгули взглянул на своих товарищей, которые были удивлены еще больше, чем он сам, и медленно пошел ко мне.
— Разве ты еще не знаешь, кто я? — спросил он тоном, который мог тронуть гнев человека.
— Я знаю, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.
— Если нет, то почему ты не приходишь, когда тебя зовут?
«Кто ты такой, чтобы называть меня?» — снова небрежно сказал я, но на всякий случай поставил футляр со скрипкой на пол.
Янгули забыл об игре и посмотрел на детей, окруживших нас одного за другим.
«Янгули, покажи мне, кто ты!» — сказал один из детей.
«Давай, Янгули!» — добавил второй.
«Просто пощечина!» — посоветовал третий мальчик.
— Посмотрим, как здорово! — так сказал Янгули и поцеловал меня в лицо.
«Убери руку!» — крикнул я ему.
«Возьми это!» Янгули был удивлен.
— Взгляни на него!
— Вынь сигарету! — вдруг протянул руку Янгули.
— Я не курю!
— Взять деньги!
— У меня нет денег.
«Выверни карманы!»
— Преодолей себя!
Дети начали шептаться. Янгули растерялся, но тут же взял себя в руки и потянулся к скрипке.
«Tort panshahangni!» — крикнул я, склоняясь над скрипкой. Но Янгули поступил по-другому — открыл чемоданчик и протянул мне инструмент.
— Давай, сыграй мелодию и порадуй детей!
— Я не играю!
— Зачем еще ты таскаешь эту штуку? Ты тупая задница?
— Дай мне скрипку!
Спрятав горящий инструмент за спину, он сделал шаг вперед.
— Петя, Фема, Курлик, Панчо, Тена! Вы когда-нибудь слышали скрипку в своей жизни? — сказал он детям. Они были потрясены.
— Я слышал это по радио! — сказал Петя.
— Давай, Янгули, покажи!Я первый услышал звук своей скрипки: Янгули обнял меня и ударил скрипкой по голове.
После звука «Zi-i-ng… kars…» инструмент разделился на две части. Его живот висел на тонких проволоках, как отрезанная рука.
Дети катались по земле.
Сердце как будто остановилось, кровь прилила к мозгу, уши замерли. Я ничего не слышал и не чувствовал, я видел только смеющихся детей, схватившихся за животы, оборванную скрипку и торчащий худой подбородок Янгули. Я вдруг со всей силы ударил под подбородок.
Когда я пришел в себя, Янгули сидел на мостике, с изумлением смотрел на меня, потирая подбородок правой рукой. Детям не хватило.
Я развернулся и пошел домой.
В тот же вечер Петя, наш сосед и правая рука Янгули, принес к нам в дом футляр со сломанной скрипкой, бросил его на пороге и раскрасил кролика.
Моя тетя, обезумевшая, начала ругать сначала Петю, потом Янгули Александриди и, наконец, меня всеми нехорошими словами в устах:
— Да поглотит тебя земля, Петя!.. Пожалуйста, пусть твоя шея сгниет в могиле!.. Ты и твой отец-зеленщик — одно и то же! Вы цените скрипку? Паганини, Страдивари, Арракаш — вам все равно!Прежде всего надо было пропустить ваше мясо, Янгули Александриди! Хайф музыки тебе! Ребенок, выросший под рев ослика, не понял бы музыки! Во всем виноват новый хулиган в моем доме! Это то, что вам нужно повесить! О, моя сестра Анико! Я недостаточно обеспокоен тем, что ты снова оставил меня в депрессии! Какой грех я совершил, Господи!
В тот день мои приключения в мире музыки подошли к концу. В моей жизни началась новая эпоха — эпоха борьбы за выживание…
На следующий день Янгули и Петя встретили нас у школьных ворот…
Янгули сняла свое черное атласное платье. Я вздрогнул, когда увидел ее широкую, подтянутую грудь. Ничего страшного, но надпись латинскими буквами, раскрашенная синим цветом на левой груди, меня почему-то совсем смутила: «Hellados».
Янгули что-то сказал Пете по-гречески. Пете это не понравилось.
Янгули повторил еще раз. Петя нехотя вынул из обоих карманов два больших камня и отшвырнул их в сторону. Янгули посмотрел на Коку. Кока торопливо перерыл свои сухие карманы.
— Мы начали! — сказал Янгули.
— Мы начали! Я тоже сказал. Бой длился всего две-три минуты.
Я размахивал кулаками, а Янгули бил пятью лапами. Я не издавал ни звука, когда ударял по нему, но каждый раз, когда Янгули его ронял, раздавался хруст. Петя подбадривал Янгули по-гречески, а Кока мне по-грузински:
— Вперед, Джамал, вперед!
Я знаю, что такое драться, но я не мог подобраться к Янгули.его потное тело то и дело выскальзывало из моей руки.
Послышался еще один хруст, и из носа хлынула кровь. Янгули еще раз капнул кровью, пока я ее не вытер; в результате я упал на землю, как вчера, когда упал Янгули, за исключением одного: сейчас я стою, а Янгули вчера ночью не мог встать.
В любом случае, исход сегодняшнего боя известен: я проиграл. Янгули выждал некоторое время, а когда убедился, что я не намерен продолжать бой, поспешно надел рубашку. Мой взгляд снова упал на странное слово на его груди: «Элладос»…
В школу на следующий день не пошла — лечила отеки и синяки на лице. На третий день мы увидели, что почти все дети района, кроме Янгули, собрались на железнодорожном переезде. Они приветствовали нас свистом и оскорблениями.
Янгули Амирана жестом заставил всех замолчать, затем повернулся к своему народу, как старейшина племени, и произнес историческую речь:
— Дети! Я, Янгули Александриди, избранный вами капитан, обращаюсь к вам, свободные дети венецианской улицы! Перед вами бледнолицый мужчина из Тбилиси со своим племянником Кокой, предателем страны и племени. Этот бледный инопланетянин вместо того, чтобы наслаждаться нашим гостеприимством и добротой, хочет забрать себе нашу Богом данную землю, наше море, все наши реки, наше золото и серебро, наши луга…
— Хватит шалить! Я прервал его. — Давай сразимся!
…Свидетелем нашей сегодняшней встречи был только осел. Бой шел долго. Несмотря на все свои усилия, Янгули добился успеха – нанес первый удар. Я не упал, я просто покачнулся. Когда он атаковал во второй раз, я быстро откинулся назад, и его рука просвистела мимо моего носа. Но он так резко развел руками, что потерял равновесие и сделал спотыкающийся шаг вперед. Затем… так же, как когда мы дрались в первый раз, его тонкий подбородок оказался справа от меня. Я также ударил его кулаком под подбородок. Янгули упал и некоторое время не шевелился.
Мы долго смотрели друг на друга. Мы оба могли слышать наши вздохи. Я ждал, когда Янгули снова нападет, но, что удивительно, у меня не было ни желания, ни настроения драться. Но я также знал, что Янгули никогда не станет насиловать меня.
— Вот и все! — неожиданно сказал Янгули.
— Вот и все! — Я тоже согласился. «Но завтра мы будем драться на глазах у детей!» Я добавил на всякий случай.
— Незачем. Я скажу детям, что ты отличный мальчик. Но, знаете, я не отдам вам первое место!
«Не нужно!»
— Оставайся вторым, если хочешь.
«Мне ничего не нужно!» Твой путь другой, мой путь другой! — Я собираюсь уходить.
— Останавливаться! Так не пойдет.В конце концов, мы не ссоримся каждый день. Давай договоримся: с завтрашнего дня мы будем только ругаться. Кто восхищается, тот и победитель!
«Хорошо, я согласен».
Здесь нас снова окружают дети. На этот раз между нами разгорелась ожесточенная битва.
— Джамал идиот!
«Янгули — греческий овощной бакалейщик!»
— Кот из Тбилиси!
«Осел!»
— Свинья!
«Гнилой огурец!»
«Черепаха!»
— Собака!
«Медуза!»
«Охотник!»
«Паганини!»
Я закончил с оскорбительными словами. Янгули ждал — была моя очередь.
«Держись подальше, ты проиграешь!» Кока толкает.
— У меня больше нет!
— Иди к его матери!
— Нет, ты не можешь связываться со своей матерью!
— Скажи мне, что ты имеешь в виду! В этом нет ничего постыдного!
— Что означает Ориша?
— Ты грузин скажи! Он все еще не понимает! — Кока меня бы не беспокоила.
Янгули, шени деда ватире! — Я сказал это по-грузински и с нетерпением ждал его ответа.
— Имана су ине простикаса инека, Джамал!
Я заметил, что Янгули тронул и мою маму, но эти слова звучали так приятно, так приятно, что мне показалось, что он начинает красивую песню.
Я снова повторил:
«Шени деда ватире, Янгули!»
— Имана су ине простикаса инека, Джамал!
Такая ситуация длилась пол года. Потом наши страсти постепенно угасли. У нас обоих в репертуаре оскорблений осталось всего одно предложение, при каждой встрече я говорю: «Шени деда ватире, Янгули!» Я бы сказал: «Имана су ине простикаса инека, Джамаль!» он сказал.
* * *
… В тот день кипятили янгулинское молоко. Я увидел его во дворе и… не узнал. Его лицо было опухшим.
«Что случилось?» — удивленно спросил я.
Он не мог в это поверить – кто мог поднять руку на Янгули в этой сфере?! Или это работа пожилого человека?
«Ничего такого!» — сказал он, отводя взгляд.
— Посмотри на свою…
— Не берите в голову! он улыбается.
«Кто этот панчер?»
— Мой отец!
«Твой отец?»
— Мой отец.
— Какой грех ты совершил? Я осторожно коснулся рукой его опухшего виска.
— Есть причина…
«Что ты сделал?»
— Через три дня в Сухуми прибудет пароход из Греции. Местные греки возвращаются в Элладу. Мой отец тоже…
«Ну что, как поживаешь?»
— Я не хочу идти… Судя по тому, что сказал мой отец, наша родина, наша родина там… Нас зовут духи наших предков, нам не нужно слушать этот крик…
— Почему вы не хотите пойти вместе? — спросил я, серьезно удивившись. От Янгули давно не было ни звука.
— Как мне объяснить… — наконец начал он. «У меня нет матери, я даже не помню». Отец в колхозе или заботится о заработке… Я выросла на улице, на Венецианской улице… Моя родина, моя Элла — Сухуми, улица, Чалбаш; это Кока, Петя, Курлика, Фема, Черное море, мост… — Он сделал глоток и продолжил: — Это Мида… к тому же ты…
Это был первый раз, когда Янгули упомянул при мне имя Миды. Но я знаю, что Мида — дочь гречанки, вышедшей замуж за абхаза.Я знал, что в Сухуме нет девушки красивее, и что Янгули ее любит.
— Теперь ты понимаешь?
Все мое тело онемело. Я впервые в жизни услышал такие слова.
«Что, если это не так?» — Я открыл сундук Янгули и прочитал вслух: — Хелладос.
— Это закономерность, Джамал. Родина внутри, в самом сердце! Янгули положил руку ему на грудь.
Легкие были полны, что-то горькое застряло в горле, я хотел еще что-то сказать ему, но Янгули повел своего осла за точку и ушел со двора…
Жители Сухума прощались с любимыми греками. Греки уже сели на серебристо-белый корабль «Посейдон» и стояли там, размахивая руками и крича что-то по-гречески, по-русски, по-грузински, по-армянски.
Я присоединился к детям и стал искать Янгули глазами у забора на пляже. И я нашел это. На ней то самое открытое черное атласное платье, которое ей нравится.
«Янгули, Янгули!» — крикнул я, махнув рукой. Янгули долго-долго смотрел на наблюдающих и вдруг увидел меня. Он поднял обе руки и крикнул:
— Джамал, эго агапо имана су! Джамал, я люблю твою луну! Он что-то прокричал по-гречески, но мне это показалось песней. Я снова заметил, что отец держит его за запястье, чтобы он не убежал с корабля. Я не мог снова слушать его песню, снова шептать ему. Я повернулась к кораблю и в слезах пошла домой.
Через день при впадении в нее реки Келасури морские волны выбросили на берег тело ребенка. Вернее, старые рыбаки вытащили его из воды и положили на песок. Затем они вызвали детей, которые играли вокруг, чтобы выяснить личность мертвого тела.
Лицо покойного было настолько напыщенным, что его никто не узнал.
Я узнал его. Я узнал его, увидев магическую надпись «Hellados» на его левом колене.
Задыхаясь, я бешено несся домой с пляжа, потом по железной дороге, потом по венецианской улице.
«Да, что не так?» «Бабочка моей тети улетела».
«Тетя Нина… Вернулся Янгули…»
Потом я опустился на колени перед тетей, обнял ее за ноги и зарыдал…
Автор: Нодар Думбадзе