Ko‘hna Qipchoq dashtlarini bahor tanqis gullari bilan bezagan. Qontalash rangdagi ulkan quyosh barkashi chor atrofga ayovsiz tig‘ uradi. Uncha katta bo‘lmagan qumtepaliklar, barxanlar orasida yangi chiqqan to‘rtta o‘tov qad rostlagan. O‘tovlarning atrofida to‘qson ikki bovli o‘zbek urug‘laridan biri odatdagi kundalik turmush tashvishlari bilan band. Tuya junidan to‘qilgan qoramtir katta kiygiz ustida qariyalar osoyishta suhbat qurishadi. Ularning ichida boshiga oq salla o‘ragan, qorday oppoq oqsoqollari ko‘ksiga tushgan nuroniy mo‘ysafid alohida ajralib turadi. U yelkasiga echki terisidan tikilgan jigarrang chakmon tashlab olgan, vaqti-vaqti bilan oldida turgan chilim nilini og‘ziga solib, xo‘rillatib ichiga tortar ekan, qabiladoshlariga salobat bilan allanimalarni uqtiradi. Atrofdagilar unga e’tibor bilan quloq solishmoqda. Sal narida bolalar chug‘urlashib chavandozlar o‘yinini o‘ynashadi, oyoqlari orasidagi egri-bugri saksovul tayoqchalari ular uchun ot vazifasini o‘taydi. Yuqoriroqda ichida nimadir biqirlab qaynayotgan katta qozon, atrofida ayollar kuymalanib yurishibdi. Ularning yonida mitti gilamcha, ustida oppoq sochlari shamolda tartibsiz to‘zg‘onyotgan folbin kampir ajin qoplagan yuzini yana ham tirishtirib, ko‘zlari yarim yumuq holda ruhlar bilan sirli suhbat qurmoqda.
Narida, bularga qarama-qarshi tarafda, mayda o‘rilgan sochlari taqimiga tushgan, quyuq kipriklari ostidagi tim qora ko‘zlari chaqnab turgan xushqomat qiz ko‘rkam gavdali, mutanosib qora qoshli, endigina mo‘ylovi sabza urgan jingalak sochli yigit bilan ohista suhbat qurgancha bug‘doy yanchishmoqda. Ular bir-birlariga tez-tez yoniq nigoh tashlaydilar, qalblari allanechuk oshufta va nurli hislar bilan to‘lib-toshayotganini chetda qaragan odam albatta ilg‘ab oladi. Yigitning yarim yalang‘och yelkalarini, etlari bo‘g‘ma ilon tanasiday qabarib-bo‘rtib turgan baquvvat mushak va bilaklarini vahshiy hayvon tishlarining izlari bo‘lsa kerak— taram-taram qoramtir dog‘lar qoplagan.
Bundan bir necha oy avval o‘n yetti yashar o‘spirin otasi va akalari bilan birgalikda Qirq Qaroqchi dashtiga jayron oviga chiqqan, ov ketidan quvishga azbaroyi berilib ketganidan to‘dasidan ajralib, oxir-oqibat inson yo‘q sahroyu biyobonda adashib qolgandi. Temir-tirnoq atalmish vafodor itini ergashtirgancha saman otida dashtda bir necha kun izg‘igach, oxiri umidsizlik bilan saksavulzorda tunab, hordiq chiqarishga qaror qilgandi. Yigit o‘shanda hayotida ilk marta aql bovar qilmaydigan dahshatli voqeaga ro‘baro‘ kelgandi.
Bola otining jilovini saksovul shoxiga ilib, hali ham issig‘i arimagan kulrang qumga bosh qo‘ygancha pinakka ketdi. Qancha uxladi, yodida yo‘q, bir payt otning kishnashi, itning jon achchig‘ida akillashidan uyg‘onib ketdi. Ne ko‘z bilan ko‘rsinki, yonginasida eshakday keladigan bo‘ri saman otining bo‘yniga tishlarini botirgancha gir aylantirar, Temirtirnoq esa, ikkinchi bir bahaybat bo‘rining changalida jon talvasasida akillar edi. Bu mudhish manzaradan bola aqldan ozgudek ahvolga keldi, oyoq-qo‘llaridan mador ketdi. Ko‘p o‘tmay itning ovozi tindi, ochiqqan ona bo‘ri uning ichak-chavog‘ini ag‘darib, eng mazali joyi — o‘pkasiyu jigarini g‘ajishga kirishgandi. Ota bo‘rining shiddatli xurujiga saman ot ham uzoq dosh berolmadi. U bamisoli najot so‘rayotganday so’nggi bor ayanchli kishnadi-yu, tomog‘iga nimadir tiqilganday ovozi qo‘qqis bo‘g’ildi — bo‘rining charxlanganday o‘tkir tishlari uning bo‘g‘ziga ikki tomondan yorib kirgandi. Ot gandiraklab ketdi-da, chap bilan g‘umburlab qumga ag‘darildi. Agar ota bo‘ri chaqqonlik qilib o‘zini nari olmaganida, otning og‘ir tanasi ostida qolishi hech gap emas edi. Bir gazcha orqaga tashlangan bo‘ri shu zahoti o‘zini yana otning ustiga otdi-da, bo‘g‘zidan tirqirab qon otilayotgan jonivorning qornini yorib tashladi. Ot talvasa ichida oyoqlarini lopillatib bir-ikki tipirchiladi-yu, oxiri tinchidi. Lahza o‘tmay uning ko‘zlari kosasidan chiqqudek olayib, ma’nosiz tus oldi. Ota bo‘ri sal narida dahshatga tushgancha undan nigohini uzmayotgan bolaga e’tibor ham bermay, hafsala bilan otning ichak-chavoqlarini yamlamay yutdi. Sarg‘imtir jun bosgan tumshug‘i, oldingi oyoqlari qip-qizil qon.
Bu dahshatli manzara bolani shu darajada sarosima va qo‘rquvga solgandiki, u chindan ham tosh haykalga aylanib qolganday miyasi karaxt, qinidan chiqquday olaygan ko‘zlari hech nimani ko‘rmaydi. Bola shu ayafozda qancha yotganini bilmaydi, lekin bir mahal — ajabo! — qaynoq tanasi bo‘ylab jimir-jimir etgancha allanechuk yoqimli og‘riq paydo bo‘layotganini his etdi. Karaxt miyasiga, bo‘rilar endi o‘zini yamlashga tushishdi chog‘i, degan o‘y keldi. Lekin, qizig‘i shunda ediki, u endi kutilmaganda hech narsadan qo‘rqmay qo‘ydi. Hayotining eng so‘nggi damlarini yashayotganini bilib qolgan odamlardagina shunday hissiyot paydo bo‘lsa kerak.
Birdan tanasidagi yoqimli og‘riq uqubatga aylandi, bamisoli qandaydir dasht chumolilari badanining har bir nuqtasini ayovsiz kemirayotganday, u o‘z tanasini his qilmay qo‘ydi. Ayni vaqtda ko‘krak va yelkalari, bilak va sonlarining terisi o‘rnida baliqnnng po‘stiga o‘xshash shilimshiq va qattiq po‘stloq hosil bo‘la boshladi. Go‘yo tanasining teri qismi borgan sayin muzlab borayotganday. Bu holdan bola xavotirlanish o‘rniga aksincha, negadir xotirjam tortdi. Endi u o‘z o‘ljalarini hafsala va ishtaha bilan g‘ajiyotgan qonxo‘r yirtqichlarga horg‘in va bepisand tikilib yotardi.
Nihoyat, bo‘rilar obdon to‘yishdi shekilli, erinchoqlik bilan birin-ketin bola tomonga siljishdi. Birinchi bo‘lib ota bo‘ri uning tepasiga keldi. Bu paytda bolaning borliq tanasi baliqlarga xos shilimshiq va qattiq po‘stloq bilan qoplanib ulgurgan, ayni damda o‘zidan badbo‘y va qo‘lansa hid taratardi. Bo‘ri qonga bulg‘alangan tumshug‘ini bolaning qorniga yaqinlashtirdi-yu, shu zahoti sapchib orqasiga qayrildi. Sherigining hatti-harakatidan taajjubda qolgan ona bo‘ri ham bolaning tepasiga kelishi hamon orqaga chekindi. Keyin ular otning yarmi g’ajib tashlangan gavdasini tishlaganlaricha qayoqqadir sudrab ketishdi.
Bola saksovulzor o‘rtasidagi qumloq yerda hamon o‘sha loqayd nigoh bilan osmonga tikilib yotarkan, tanasidan chiqayotgan dimoqni yorgudek qo‘lansa hidni o‘zi ham payqab qoldi. Ajabo, bu badbo‘y hiddan negadir u sira ham jirkanmadi, aksincha, ko‘nglida allaqanday g‘ayritabiiy qoniqish hissini tuydi, yulduz sanay boshladi. Shu tariqa ko‘zlari ilinib, uxlab qoldi. Uyqusi oz emas ko‘p emas, roppa-rosa yetti kecha-yu kunduz davom etdi. Bu orada kalxatlar-u yo‘lbarslar, dasht ilonlari-yu jayronlar, shoqollar-u yumronqoziqlar, xullas, yana bir talay yirtqich hayvonlar uni iskab ko‘rdi. Bo‘yi uch metrcha keladigan yo‘g‘on bo‘g‘ma ilon, hid bilmaydi chog‘i, bolaning yelkasiga tishlarini botirib, zahrini solmoqchi bo‘ldi. Tishi o‘tmadi. Oxiri uni oddiy toshga yo‘yib, yangi o‘lja qidirish maqsadida ustidan sirg‘alib o‘tdi-da, yo‘lida davom etdi.
Oradan roppa-rosa yetti kechayu kunduz o‘tgach, bola ko‘zlarini ochdi. Qayerda yotganini darrov fahmlay olmadi. Qorong‘i kecha bo‘lishiga qaramay, hammayoqni xuddi kunduzdagiday aniq ko‘rayotganini sezib hayratga tushdi. Nazarida osmondagi bodroqday sochilgan son-sanoqsiz yulduzlar yiriklashib, to‘lin oy yanada to‘lishib qolganday edi. Bo‘lib o‘tgan voqea birdaniga xotirasida tiklandi-yu, shu zahoti boshida qattiq og‘riq turdi. Ustiga ustak saman oti bilan Temirtirnoqni eslab, yuragi uvishdi. Ko‘ksiga chaqir tikanakdak sanchila boshlagan g‘ashlikdan qutulish, nimadir qilish uchun o‘rnidan turmoqchi bo‘lgan edi, negadir tanasi qisirlab ketganini payqadi. Shunda butun badani xuddi baliq terisiga o‘xshagan silliq va qattiq, taram-taram po‘stloq bilan qoplanganini sezdi va yana hushi boshidan uchayozdi.
Bolaning xastaligi uzoqqa cho‘zilmadi. Kutilmaganda ko‘ksida chirsillagan ovoz eshitilib, ko‘p o‘tmay, terisi palaxsa-palaxsa bo‘lib tanasidan ajralib chiqa boshladi. Oradan bir necha fursat o‘tgach, haligi chirsillagan ovozlar yanada avjga chiqib, bir necha daqiqadan keyin u baliqsimon «po‘stlog‘i»dan tamomila qutuldi. Onadan yangi tug‘nlganday shir-yalang‘och. . U o‘rnidan turdi-da, negadir sira ikkilanmay janub tomonga yo‘l oldi. To‘lin oy nurida uning tanasi o‘zidan allanechuk oltinsimon zarrin shu’la taratib borardi.
U butun dashtni nurga chulg‘ab ancha-muncha yo‘l bosdi. Tongga yaqin yetti-sakkizta otliq ko‘rindi. Bular bir haftadan beri bolani izlab yurgan uning amakilari, tog‘alari va akalari edi. Qabila a’zolari bolaniing shir-yalang‘och holda topilganiga ham shukronalik qilishib, to‘y-tantana boshlab yuborishdi. Qo‘ylar so‘yilgan, oshlar damlangan, o‘yin-kulgi avjida. Tanasidan kechalari nur taralgani uchun uni Nurbek deb atay boshlashdi.
Shundan keyin Nurbekda favqulodda g‘ayrioddiy xususiyatlar zohir bo‘la boshladi. U yonib turgan olov ustida bemalol yura olar, ayni vaqtda tanasi har qanday sovuqqa ham dosh berardi. Bundan tashqari, kechalari hamma narsalarni xuddi kunduzgiday ko‘ra oladi, har qanday odam yoki hayvonning qayerida qanday kasallik borligini ham bir ko‘rishda biladi.
Erkaklar ovda, Nurbek bilan mayda o‘rilgan sochlari taqimiga tushgan xushqomat qizning suhbati ayni avjiga chiqqan bir paytda o‘tovlar orqasida jimgina mudrab yotgan itlarning jon-jahdlari bilan huriy boshlashi ko‘chmanchi qabilani sergak torttirdi. Odamlar olazarak bo‘lib chor-atrofga qarashdi. G‘arb tarafdan ot tuyoqlarining do‘pir-do‘piri, qiyqiriq ovozlari quloqqa chalinardi. Qabila oqsoqoli o‘ziga yarashmagan chaqqonlik bilan o‘rnidan turdi. Boshqalar ham oyoqqa qalqishdi. Ayollar va bolalar bir-birlariga qo‘rquv va sarosima aralash savol nazari bilan tikilishardi. Shu choq tuman orasidan Suzib chiqqanday o‘tovlar oldida o‘nta otliq paydo bo‘ldi. Ularning uzun, ko‘k rangli engil-boshlari, temir qalqonlari va po‘lat g‘iloflari quyosh nurida charaqlab ko‘rinardi. Otlarining oyoqlari yo‘g‘on, yollari uzun, pakana. Suvoriylarning qo‘llarida tug‘, nayza, oysimon qilich. Oldinda maymunjon tusli chopon kiygan oq sallali, cho‘tir yuzli, chuvak soqol odam.
— Assalomu alaykum! — qichqirdi u gerdaygancha otda o‘tirarkan, ko‘chmanchilarga nafrat bilan tikilib — Menga qabilangiz oksoqoli kerak.
— Vaalaykum… — Qabila oqsoqoli bir qadam oldinga chiqdi. — Xo‘sh, xizmat?
— Kamina jami Sharq mamlakatlarining hukmdori, buyuk noyib Xo‘jaxonning tilmochi, jasur mo‘g‘ul qo‘shinlari uchun soliq yig‘ayotganimizni bildirmoqchi edim.
— Agar ko‘nglingiz tortsa, qashshoq o‘tovlarimizga marhamat qilinglar!…
— Sizda mol-hol, bug‘doy va arpa bor, yosh ayollar bor. Shular bizni qoniqtiradi.
— Lekin, ushbu tashrifingizdan keyin ochlikdan halok bo‘lishi mumkin bo‘lgan bolalar va keksalar ham bor. Shuning uchun iltimosingizni…
— Biz iltimos emas, talab qilamiz!
Mo‘g‘ullar tilmochi o‘ng qo‘lini ko‘tarib, yengil bir ishora qildi. Hezlanib turgan suvoriylar otlaridan ketma-ket sakrab tushishdi-yu, o‘zlarini qabila a’zolari ustiga otishdi. Qiy-chuv bosdi. Urush-urush o‘ynab yurgan bolalar toptaldi, ulardan insof so‘rab oldinga chikkan uch-to‘rt mo‘ysafid nayzadan o‘tkazildi. So‘ngra erkakmi, ayolmi — qarab ham o‘tirmay, hammaning qo‘lini orqasiga qayirib, o‘tovlarning biriga itarib kirgiza boshlashdi Bosqinchilardan biri sochlari taqimiga tushgan sohibjamol qizga tashlandi.
— Nima qilayapsizlar, mal’unlar?! — qichqirdi qabila boshlig‘i g‘azab bilan. — Tegma… Tegmanglar!… Xudodan qo‘rqmaysizlarmi?
Shu choq qayoqdandir Nurbek paydo bo‘ldi. U sevgilisini zo‘rlashga urinayotgan mo‘g‘ulning kuragi ostiga zarb bilan xanjar urdi. Mo‘g‘ul shu zahoti ingrab, qizning oyoqlari ostiga quladi. Ikkinchi mo‘g‘ul sakrab otiga mindi-da, Nurbekning bo‘yniga arqon tashlab, dasht sari ot soldi. Bosqinchilar quturib qiyqirgancha qabila a’zolarini qirg‘inbarot qilishga kirishdilar. Qalqonlar-u mis dubulg‘alar quyosh nurida charaqlab, yoysimon qilichlar bot-bot yuqoriga ko‘tarilib, zarb bilan pastga, navbatdagi qurbonning boshi yoki yelkasiga kelib tushar-di. «Oh-vohlar» olamni tutgan, oxiri yaradorlar-u qolgan-qutgan yoshlarni va qari-qartanglarni o‘tovga sudrab olib kirishdi-da, atrofiga somon uyib, o‘t qo‘yib yuborishdi. Nurbekni sudrab ketgan mo‘g‘ul ham uni o‘tov yaqiniga olib keldi-da, gurillab yonayotgan olovga irg‘itdi. Oqsoqol bilan folbin kampirdan boshqa hamma o‘limga mahkum etilgan edi. Nima voqea bo‘layotganligini anglab etgan oqsoqol o‘zini qabiladoshlari yonayotgan olovga urmoqchi bo‘lgan edi, tilmoch yo‘lini to‘sdi.
— Shoshilma, qariya alvasti, — dedi u zaharxandalik bilan. — Hali sen kerak bo‘lasan. Bizga yo‘lboshchilik qilasan.
Oqsoqol alanga og‘ushidagi o‘tovga tikilarkan, ho‘ngrab yig‘lab yubordi.
— Qo‘yvoringlar meni, la’natilar!… Men… men ular bilan birga yonaman!..
— Bu qanday ko‘rgulik bo‘ldi?!— bir chekkada folbin fig‘on chiqardi — Gunohga botibmiz!. — Muqaddas jayronlarni ko‘pam ovlayverish kerak emas, deya aytuvdim-a!..
Shu payt mo‘‘jiza ro‘y berdi yonayotgan o‘tovdan birov otilib chiqdi. Ko‘z ochib yumguncha otlarning biriga mindi-da, jilovni qo‘liga oldi. Gurkirab yonib turgan alanganing ikki oyoqda yurib kelib ustiga o‘tirganidan esxonasi chiqib ketgan ot o‘zini dashtga urdi. Yonib jizg‘anak bo‘layotgan odamning uzoqqa borolmasligini taxmin qilgan mo‘g‘ullar yigitning orqasidan quvishni lozim topishmadi. Buni ko‘rgan oqsoqolning so‘niq ko‘zlarida umid uchqunlari chaqnab ketdi. Folbin bosh ko‘tarib pichirladi.
— Sendan yaxshi odam chiqishini bilardim, Nurbek bolam-ov!..
— Menga qara, yalmog‘iz! — dedi tilmoch unga yaqinlasharkan, chamasi u yonidagi allanimalar deyayotgan mitti gavdali, bir ko‘zi shig‘raygan mo‘g‘ulning so‘zlarini tarjima qilardi— Agar sen shonli mo‘g‘ul lashkarlariga xudo yor bo‘lishini tilab olloga iltijo qilmasang, kuningga maymunlar yig‘laydi.
— Iloyo… sen nima desang shu…
Nurbek otga minib ketganidan keyin qabila sarkori ham picha o‘zini bosib olgan, endi qoq yerda chordona qurib o‘tirarkan, toqatsizlik bilan ufqqa tikilardi. Quyoshning cho‘g‘simon ulkan barkashi ufqqa cho‘kib ketganiga ancha bo‘lgan, ufq qontalash rangda jilvalanar, qipchoq dashtidagi ko‘z ko‘rib quloq eshitmagan bu qirg‘inbarot yovuzlikning guvohi bo‘lmaslik uchun go‘yo tog‘lar ham g‘ira-shira shom pardasini yuziga tortishga urinayotgandek edi.
Chirsillab yonayotgan o‘tov bosib tushdi, dod-faryod va qiy-chuv keskin kuchayib, sal o‘tmay ular jon achchig‘idagi bo‘g‘iq hirillash va ingrash ovozlari bilan almashindi. Yana bir necha fursatdan keyin chor-atrofga qabriston sukunati cho‘kib, faqat o‘tov qoldiqlarining chirsillab yonayotgani quloqqa chalinardi, xolos. Hammayoqni kiygiz, latta-putta va jizg‘anak bo‘la boshlagan inson go‘shtining hidlari tutgan, daydi dasht shamoli bu qo‘lansa dudni to‘zitmoqqa behuda urinardi.
Mo‘g‘ul lashkarlari endi bamaylixotirlik bilan qabilaning qolgan-qutgan boyliklarni talon-taroj qilishga kirishishdi. Avval bo‘sh qolgan o‘tovlardagi ishga yaroqli buyumlar, turli mol-bisotlar olib chiqildi. So‘ngra sal naridagi qo‘radan sigirlar va qo‘ylarni haydab chiqdilar. Bir necha qop bug‘doy va arpa ham pakana otlarning yelkasiga tashlandi. Endi manzilga qaytishsa ham bo‘lardi-yu, lekin bosqinchilar negadir shoshilmasdi. Mitti gavdali, bir ko‘zi shig‘raygan mo‘g‘ul tilmochga allanimalar degan edi, u qabila oqsoqoliga yuzlandi:
— Menga qara, qari alvasti, agar tirik qolishni istasang, qo‘ylarning birini so‘yib ber. Shonli mo‘g‘ul lashkarlari shu yerda ovqatlanishmoqchi.
Oqsoqol ziyrak tortdi. U yana bir necha fursatdan so‘ng g‘ayrioddiy voqea sodir bo‘lishini sezgandek, gavdasiga yarashmagan chaqqonlik bilan o‘tovlarning biriga kirib, pichoq olib chiqdi-da, qo‘ylardan birining oyoqlarini bog‘lab, yerga yotqizdi. Keyin «bismillo», deb bo‘y-niga pichoq tortdi. Qo‘yning kekirdagidan tirqirab otilgan qon egniga sachrab ketganidanmi, mo‘ysafidning yuzlari burishdi.
Olis ufqda yigirma choqli qorabayir va saman otlar mingan chavandozlar ko‘ringanida, oqsoqol qo‘yning ikki sonini maydalab, qozonga tashlayotgan edi. Ular shamolday yelib kelishardi. Nurbek boshlab kelayotgani aniq. Boyagina qabila keksalari osuda suhbat qurib o‘tirgan kiygiz ustida yonboshlab yotgan tilmoch va mo‘g‘ullar hali ularni payqaganlari yo‘q.
Nihoyat, sahroni ot tuyoqlarining do‘pir-do‘piri tutib ketdi. Bosqinchilar depsinib o‘rinlaridan turdilar. Lekin ular kechikishdi. Oldinda quyunday uchib kelayotgan otliq — sochlari va qosh-kipriklari kuyib sarg‘ayib ketgan yosh yigitning olisdanoq zarb bilan otgan pichog‘i birinchi bo‘lib tilmochning ko‘ksiga qadaldi. Bosqinchilarning malayi g‘ayritabiiy ovoz chiqarib, bo‘kirganicha chalqanchasiga ag‘darildi. Til tortmay bandalikni bajo keltirgan tilmochning ko‘zlari ochiq qolgandi. Ikkinchi otliq uloqtirgan arqonga ilashgan mitti gavdali, bir ko‘zi shig‘raygan mo‘g‘ul laqqa cho‘g‘ ustiga borib tushdi. Shu ondayoq egni-boshi gurillab yona boshlagan mo‘g‘ul jon holatda ikki-uch marta chinqirdi-yu, tinchlandi.
Otliqlar bir necha fursatdayoq mo‘g‘ullarniig qo‘l-oyoqlarini bog‘lab, bamisoli so‘yishga tayyorlangan qo‘ylardek oqsoqolning oyoqlari ostiga tashlashdi. Ovdan muddatidan ilgari qaytishga majbur bo‘lgan bu baquvvat va qirchillama yigitlar endi tobora so‘nib borayotgan alanganing kalta-kalta alvon tillariga mislsiz g‘am-g‘ussa va armon bilan tikilishar, ich-ichlaridan o‘rtanishardi.
Qabila sardori shoshilmay o‘rnidan turdi-da, oldinga o‘tdi. Biri biridan og‘ir o‘ylar uning miyasini iskanjaga olgandi. Chehrasidagi taram-taram ajinlar yanada ko‘payib qolganga o‘xshardi. Hozir qadimiy, ibtidoiy sud o‘zining uzil-kesil hukmini chiqarishi kerak. Qabilaning eski udumlari bo‘yicha, kelgindilar o‘lim jazosiga mahkum etilishlari darkor…
Yosh ovchilar hukmni tezroq ijro etishga shay holda oqsoqolga sergaklik bilan tikilishar va uning ko‘rsatmasini kutishardi. Ammo qabila sarkori bir qarorga kelishga negadir shoshilmasdi. Iztirob va qayg‘u tumani chulg‘agan miyasini: «Yovuzlik payini qirqishning eng raso yo‘li qaysi?» degan birgina azaliy savol qiynoqqa solmoqda edi.
Birdan u o‘ng qo‘lini ko‘tarib, baland ovozda buyurdi:
— Nayza, dubulg‘a va qilichlarni sindirib, bir joyga to‘planglar!
Ovchilar bir zumda taraddudda qolishdi-yu, lekin tezda nayza va qilichlarni bir joyga yig‘ishtirib, birma-bir sindirishdi-da, ustma-ust uyib qo‘yishdi.
— Unga moy quyinglar! — buyurdi yana oqsoqol e’tirozga o‘rin qolmaydigan bir ohangda.
Yigitlarning biri yog‘och chelakni ko‘tarib kelib, qurollarning ustiga moy sepdi.
— Endi yoqinglar!
Lahza o‘tmay sahroda yana bir gulxan paydo bo‘ldi. Hammaning diqqat-e’tibori o‘t ichida qolgan qurollar uyumida. Bu odamzodning qirg‘inbarot urush va bosqinchiliklarga qarshi ilk isyoni edi. Bu alanga insonni tinch hayotga chorlayotganday gurillar, yolqin sochar, javlon urar edi.
Qiz paydo bo‘ldi. Chamasi, u to‘s-to‘polon vaqtida bosqinchilarning ko‘zlarini shamg‘alat qilib, yashirinishga muvaffaq bo‘lgan edi. Jingalak sochli yigit uning istiqboliga otildi. Qizning sochlari to‘zigan, yig‘layverganidan ko‘zlari qizarib, qovoqlari shishib ketgandi. U ma’yus va parishon holda tobora so‘nib borayotgan alanganing goh biri, goh ikkinchisiga tikilarkan, borliq vujudi shamolda qolgan niholdek titrardi. Qizni ko‘rib, dil-dilidan suyunib ketgan qabila sarkori uni bag‘riga bosdi-da, baland ovozda dedi:
— Mo‘g‘ullarning qo‘l-oyoqlarini bo‘shatinglar!
Yigitlar hayron. Biroq oqsoqolning buyrug‘i muhokama qilinmaydi.
Nogoh boyadan beri sukutda o‘tirgan folbin kampirning jazavasi tutdi:
— Yo‘q! Yo‘q!.. Ollohi taolo va jami muqaddas ruhlar haqqi iltijo qilaman, ularni o‘ldiring! Yo‘qsa, shafqatsiz qasos olishadi!..
Qo‘l-oyoqlari arqondan bo‘shatilgan mo‘g‘ul cheriklari qo‘rqa-pisa o‘tovdan uzoqlasha boshlashdi. Qabila ovchilari sarosima va taraddudda qolishdi. Ular ilgari sira ko‘rilmagan bunday vaziyatda nima qilishlarini bilmay hayron edilar. Baribir jingalak sochli yigit o‘zini tutib turolmadi. U kutilmaganda sal narida o‘tlab yurgan otga otilib borib shunda, qocha boshlagan mo‘g‘ullardan birining bo‘yniga arqon uloqtirib, sahro bo‘ylab sudray ketdi. Boshqalar ham junbushga keldi. Quvish, ola-tasir, mushtlashish boshlandi. Bir necha fursat ichida dushman qora qoniga belandi-qoldi.
Ovchilar qaltis xatti-harakatlari uchun o‘zlarini aybdor sezib, shoshilmay oqsoqolning huzuriga qaytishdi. Ular har qanday yovuzlik shafqatsiz jazoga loyiq, deb bilishar va yovuzlikning payini qirqishning boshqa yo‘llari bo‘lishi mumkinligi haqida o‘ylamasdi ham. Bu haqda bosh qotirib ko‘rgan birinchi odam qabila oqsoqoli edi.
— Safar taraddudini ko‘ringlar — dedi u xomush bir kayfiyatda. — Endi bu yerda yashay olmaymiz. Olatog‘ni oshib, yangi sahro topamiz…
Odamlar istamaygina oqsoqolning ko‘rsatmalarini bajarishga kirishdilar. Bir chetda folbin kampir xudoga iltijo qilardi. Shu choq ot tuyoqlarining dupuri eshitildi — hali dushmanni sirtmoqqa solib sahroga sudrab ketgan Nurbek ko‘rindi. U xursand edi.
— Yuzimizni yerga qaratding, — dedi oqsoqol birdan ovozi qaltirab. — Endi… to‘rt tomoning qibla…
— Gunohim nima, bobojon? Axir, ulardan kuyib kul bo‘lgan onam, aka-ukalarim, opa-singillarimning xunini oldim-ku!
— Gunohing — qotilliging… — oqsoqol — mung bilan yerga qaradi. — Yovuzlikni yovuzlik bilan yengish mumkin emas ekan!..
U sukutga ketdi. Ro‘parasida qora ko‘zlarini jovdiratib Nurbek turardi.
— Nima gap? — yigitning oldiga o‘tov ortida bekinib turgan qiz yugurib keldi. — Bobom seni haydayaptimi?
— Ha…
— Qayoqqa ketmoqchisan?
— Boshim oqqan tomonga-da.
— Men ham sen bilan…
Yigitning ko‘zlaridan o‘t chaqnab ketdi.
— Chindan-a?..
— CHin so‘zim!..
Nurbek mayda o‘rilgan sochlari taqimiga tushgan xushqomat qizni bag‘riga bosdi. Uning ko‘zlarida yosh.
— Nega yig‘layapsan?
— Yolg‘iz ikkalamiz…
— Unday dema, — yigit qizning gapini bo‘ldi.
— Oila quramiz, o‘zimizdan o‘zimiz ko‘payamiz. Xalq bo‘lamiz! Shunday xalq bo‘lamizki, unda mehr-oqibat, sadoqat, samimiylik mutloq qaror topgan bo‘ladi.
— Aytganing kelsin!
— Niyat — muqaddas, yer-u ko‘k— muqaddas, shundan bizga tekkan ulush-muqaddas… Qani, ketdik!
— Ketdik!..
Ikki otliq oqshom quyuqlashayotgan dashti biyobonga tobora singib borar, ularning ortidan ko‘tarilayotgan pag‘a-pag‘a chang bulutlari osmon-u falakni tutguday edi…
Muallif: Hojiakbar Shayxov
Ma’lumotlarni rus tilida o‘qing👇
Весна украсила древние кыпчакские степи редкими цветами. Огромная солнечная кора яркого цвета яростно бьется вокруг. Среди не очень больших песчаных барханов и барханов растут четыре новые травы. Один из девяноста двух узбекских кланов вокруг Отова занят обычными житейскими заботами. Пожилые люди ведут тихую беседу на большом черном войлоке из верблюжьей шерсти. Среди них выделяется Нурани Моисафид, у которого белая чалма на голове и белоснежные старцы на груди. На плече у него накинут коричневый плащ из козьей шкуры, и он время от времени кладет чили-нили перед собой в рот и нюхает его, при этом фыркая и салютуя своим соплеменникам. Окружающие внимательно его слушают. Неподалеку сбиваются в кучу дети, играющие в наездников, у них между ног торчит кривой саксофон, играющий роль лошадей. Наверху большой котел, в котором что-то кричит и кипит, а вокруг него горят женщины. Рядом с ними небольшой ковер, на котором старая гадалка, седые волосы которой развеваются на ветру, еще больше трет свое морщинистое лицо и с полузакрытыми глазами ведет таинственный разговор с духами.
Там, на противоположной стороне, хорошенькая девушка с собранными в пучок волосами и темными глазами, блестящими из-под темных ресниц, тихо разговаривала с молодым человеком с красивым телом, стройными черными бровями и вьющимися волосами: у которого только что отросли усы.молотят пшеницу. Они часто страстно смотрят друг на друга, и посторонний человек обязательно заметит, что их сердца переполнены светлыми чувствами. Полуобнаженные плечи юноши, его сильные мускулы выпирали, как тело задушенной змеи, а запястья были покрыты темными пятнами, которые, должно быть, были следами зубов дикого зверя.
Несколько месяцев назад семнадцатилетний подросток вместе с отцом и братьями отправился на охоту на джейрана в степь Сорока разбойников, потерялся из стада из-за погони за охотой и в итоге заблудился в безлюдной пустыне. . Покатавшись несколько дней на соломенной лошади по степи со своим верным псом Железным Коготь, он наконец решил переночевать в саксаульном поле и отдохнуть. Впервые в жизни юноша столкнулся с невероятным и ужасным событием.
Мальчик привязал уздечку своего коня к рожку саксофона и пошел к пинаку, положив голову на еще теплый серый песок. Он не помнит, сколько времени спал, но однажды его разбудило ржание лошади и вой собаки. Вы можете видеть своими глазами, что волк, который был величиной с осла, скручивал зубами шею соломенной лошади, а Темиртырног мучился в лапах другого гигантского волка. Мальчик сошел с ума от этой ужасной сцены,Он потерял конечности. Через некоторое время собачий голос смолк, а вскрытая волчица-мать перевернула его кишки и стала поедать самое вкусное – его легкие и печень. Даже сенная лошадь не могла долго выдерживать свирепую атаку отца-волка. Он издал в последний раз жалобный всхлип, словно молил о спасении, а голос его был хриплым, как будто что-то застряло у него в горле — острые, как бритва, зубы волка впились в его горло с обеих сторон. Лошадь пошатнулась и с глухим стуком рухнула на песок. Если бы волк не смог уйти, лошадь не смогла бы попасть под тяжелое тело. Волк, отброшенный немного назад, тут же снова бросился на лошадь и вспорол брюхо животного, из горла которого текла кровь. Лошадь в судорогах брыкается ногами и пару раз брыкается и, наконец, успокаивается. Через мгновение его глаза вылезли из орбит и потеряли смысл. Отец-волк даже не обратил внимания на мальчика, который с ужасом смотрел на него чуть поодаль, и в досаде проглотил лошадиные кишки. Морда покрыта желтым мехом, а передние лапы малинового цвета.
Эта страшная сцена так смутила и испугала мальчика, что он действительно превратился в каменную статую, мозг его онемел, а глаза, которые, казалось, вылезли из орбит, ничего не видели. Мальчик не знает, сколько времени он лежит в таком состоянии, но вдруг — чудо! Алланечук почувствовал приятную боль, когда вздрогнул по своему горячему телу. В голову Карахту пришла мысль, что волкам пора прятаться. Но самое интересное, что он вдруг ничего не боялся. Такое чувство должно появиться только у людей, знающих, что они проживают последние мгновения своей жизни.
Внезапно приятная боль в его теле превратилась в агонию, как будто какие-то степные муравьи злобно грызли каждую часть его тела, и он потерял чувствительность. При этом вместо кожи на груди и плечах, запястьях и бедрах стала образовываться слизистая и твердая корка, похожая на кожу рыбы. Как будто кожа его тела замерзает все больше и больше. Вместо того, чтобы волноваться, мальчик как-то успокоился. Теперь он лежал там, усталый и вялый, глядя на кровожадных хищников, которые с досадой и голодом пожирали свою добычу.
Наконец волкам, кажется, надоело, и они один за другим медленно продвигаются к мальчику. Сначала к нему пришел отец-волк. В это время все тело ребенка было покрыто рыбьей слизью и твердой кожей, и в этот момент от него плохо пахло. Волк приблизил окровавленный клюв к животу мальчика и тут же отвернулся. Удивленная поведением своей спутницы, волчица тоже отступила, подойдя к мальчику. Потом куда-то потащили полурасчлененное тело лошади.Пока мальчик все еще лежал на песчаной земле посреди поля для саксофона, глядя на небо тем равнодушным взглядом, он почувствовал запах, когда использовал дыхание, выходящее из его тела, как свет. Странно, но почему-то ему совсем не противно было это зловоние, наоборот, он почувствовал странное чувство удовлетворения в сердце своем и стал считать звезды. Поэтому он закрыл глаза и уснул. Он проспал ровно семь дней и ночей. Тем временем на него пытались охотиться ястребы и тигры, степные ужи и джейраны, шакалы и дятлы, словом, многие другие дикие звери. Трехметровая толстая гремучая змея, не способная обонять, вонзила зубы в плечо мальчика и попыталась отравить его. Зуб не вышел. В конце концов, он расстелил его на простом камне, поскользнулся по нему в поисках новой добычи и продолжил свой путь.
Ровно через семь дней и ночей мальчик открыл глаза. Он не мог сразу понять, где он лежит. Несмотря на темную ночь, он с удивлением почувствовал, что видит все так же ясно, как и днем. В его глазах бесчисленные звезды, разбросанные, как огурцы по небу, становились больше, а полная луна, казалось, становилась еще полнее. Инцидент вдруг вспомнился ему, и тут же он почувствовал острую боль в голове. Он вспомнил Темиртирнок с мастерским соломенным конем, и у него сжалось сердце. Он пытался встать, чтобы сделать что-нибудь, чтобы избавиться от беспокойства, которое начинало жалить его как шип в груди, когда он заметил, что его тело почему-то напряглось. Потом он почувствовал, что все его тело покрыто гладкой и твердой кожей, похожей на рыбью, и снова начал терять сознание.
Болезнь ребенка длилась недолго. Внезапно в его груди раздался скрипучий звук, и вскоре его кожа начала слезать с его тела. Через несколько мгновений все еще скрипящие звуки стали более интенсивными, а еще через несколько минут он полностью избавился от своего рыбьего «панциря». Он голый, как новорожденный от матери. . Он встал и без колебаний направился на юг. В свете полной луны его тело излучало золотое сияние.
Он шел далеко, заливая светом всю степь. На рассвете появились семь или восемь всадников. Это были его дяди, дяди и братья, которые искали мальчика целую неделю. Члены племени были благодарны за то, что ребенка нашли обнаженным, и начали свадебную церемонию. Забивают овец, варят супы, а развлечения в самом разгаре. Его стали называть Нурбеком, потому что ночью его тело излучало свет.
После этого в Нурбеке стали проявляться необычайные необычные черты. Он легко мог пройти по горящему огню, и в то же время его тело выдерживало любой холод. Кроме того, он может видеть все ночью так же, как и днем, и с первого взгляда знает, где у того или иного человека или животного какая-либо болезнь.
Мужчины охотятся,Кочевое племя насторожил лай собак, мирно спящих за травой в тот момент, когда разговор между Нурбеком и хорошенькой девушкой с заплетенными косами достиг кульминации. Люди стали оглядываться. С запада доносился топот копыт и визг лошадей. Старейшина племени встал с нехарактерной для него ловкостью. Другие вскочили на ноги. Женщины и дети смотрели друг на друга со смесью страха и замешательства. В этот момент перед травой появились десять всадников, словно выплывших из тумана. Их длинные голубые фонари, железные щиты и стальные ножны блестели на солнце. У их лошадей толстые ноги, длинные ноги и короткие ноги. В руках всадников меч, копье и лунообразный меч. Перед ним мужчина в белой чалме, с пухлым лицом и косматой бородой, одетый в плащ цвета обезьяны.
— Привет! — кричал он, садясь на коня, с ненавистью глядя на поселенцев, — мне нужен старик из твоего племени.
«Ваааликум…» Старейшина племени сделал шаг вперед. — Ну, служба?
«Камина, я хотел тебе сообщить, что мы собираем налоги для храбрых монгольских войск, переводчика Ходжа-хана, правителя всех восточных стран, великого вельможи».
«Если хочешь, помилуй наш бедный народ!»
— У вас есть скот, пшеница и ячмень, и молодые женщины. Эти нас удовлетворяют.
— Но есть и дети и старики, которые могут умереть от голода после вашего приезда. Поэтому, пожалуйста…
— Мы требуем, а не просим!
Монгольский переводчик поднял правую руку и сделал легкий жест. Развлекавшиеся кавалеры один за другим спрыгивали с лошадей и бросались на членов племени. Был шум. Детей, игравших в войну, растоптали, а трех или четырех злодеев, вышедших вперед просить справедливости, проткнули копьями. Потом, даже не взглянув, мужчина это или женщина, завели всем руки за спину и толкнули в один из кустов.
— Что вы делаете, ублюдки? — сердито крикнул вождь племени. — Не трогай… Не трогай!… Ты Бога не боишься?
В это время Нурбек появился из ниоткуда. Он зарезал лопатой монгола, пытавшегося изнасиловать его возлюбленную. Монгол тут же застонал и упал к ногам девушки. Второй монгол вскочил на своего коня, накинул веревку на шею Нурбека и поскакал в сторону степи. Захватчики яростно закричали и начали резню соплеменников. Щиты и бронзовые шлемы блестели на солнце, а изогнутые мечи поднимались вверх и с глухим стуком падали на голову или плечо очередной жертвы. «О-ва» заполонили мир, а в конце они затащили раненых и оставшихся молодых и старых в траву, а вокруг них набросали солому.они подожгли его. Тащивший Нурбека монгол также подвел его к огню и бросил в ревущее пламя. Все были приговорены к смерти, кроме старика и гадалка. Поняв, что происходит, старец хотел было броситься в огонь, где горели его соплеменники, но толкователь преградил ему путь.
— Не спеши, старик, — злобно сказал он. — Ты мне еще будешь нужен. Вы ведете нас.
Старик рыдал, глядя на горящую траву.
— Оставьте меня в покое, проклятые!.. Я… я сгорю с ними!
«Что это было за зрелище?!» кричал прорицатель на одном конце, «Мы тонем в грехе!» — Я же говорил, что на священных газелей много охотиться не надо!
В этот момент произошло чудо, кто-то выпрыгнул из горящей травы. В мгновение ока он сел на одну из лошадей и взял поводья в свои руки. Конь, выбитый из горящего пламени и сидевший на нем на двух ногах, ударился о степь. Монголы, полагавшие, что горящий человек не может уйти далеко, не считали нужным гнаться за юношей. Увидев это, в бледных глазах старца вспыхнула искра надежды. Прорицатель поднял голову и прошептал.
«Я знал, что ты будешь хорошим человеком, Нурбек, мой дорогой!»
— Посмотри на меня, ублюдок! — сказал переводчик подходя к нему, видимо он переводил слова короткотелого, одноглазого монгола который рядом с ним произносил алланимас — Если не молить Бога благословить славные монгольские армии, то обезьяны плакать на солнце.
— Илоя… что скажешь…
После того, как Нурбек сел на коня, вождь племени тоже был ошеломлен, и теперь он сидел на земле, строя чердак, нетерпеливо глядя на горизонт. Давно уже огромный, как тлеющий уголь, кора солнца не погрузилась в горизонт, горизонт переливается золотым цветом, а горы как бы не являются свидетелями этого разрушительного зла, невидимого для глаз и ушей. кипчакской степи, он как будто пытался натянуть на лицо пелену.
Потрескивающая трава упала, а крики и вопли становились все громче, и вскоре их сменили приглушенные хрипы и стоны агонии. Еще через несколько мгновений кладбищенская тишина повисла, и слышен был только треск горящих останков. Над капустой пахло рваным и сморщенным человеческим мясом, и степной ветер тщетно пытался рассеять дым.
Теперь монгольские армии начали грабить оставшееся богатство племени. Сначала из опустевших сараев доставали полезные предметы и разные товары. Затем они выгнали коров и овец из загона на небольшое расстояние. Несколько мешков с пшеницей и ячменем также были брошены на плечи маленьких лошадей. Теперь они могли вернуться к месту назначения,но оккупанты почему-то не торопились. Невысокий, одноглазый монгол поздоровался с переводчиком и обратился к старейшине племени:
«Посмотри на меня, старик. Если хочешь жить, зарежь одну овцу». Славные монгольские армии хотят есть здесь.
Старший заметил. Словно почувствовав, что еще через несколько шансов произойдет что-то необычное, он с проворством, не подходившим его телу, вошел в одну из трав, вынул нож, связал ноги одной из овец и положил ее на траву. земля. Затем он приставил нож к шее со словами «Бисмилло». Лицо Моисафида скривилось, потому что кровь брызнула из шеи овцы.
Старец рубил две бараньи ноги и бросал их в котел, когда на далеком горизонте показались двадцатилетние всадники на соломенных лошадях. Они пришли как ветер. Понятно, что Нурбек лидирует. Возможно, на войлоке сидели старики племени и монголы их еще не замечали.
Наконец пустыня наполнилась цокотом конских копыт. Захватчики встали со своих мест. Но они опоздали. Всадник, летевший вперед, как улитка, — юноша с обожженными волосами и бровями — выстрел издалека ножом первым попал тильмочу в грудь. Малай захватчиков перекатился на спину с неестественным ревом. Глаза переводчика были широко открыты, он выполнял свой долг без колебаний. Цепляясь за веревку, брошенную вторым всадником, монгол с маленьким телом и одним прищуренным глазом приземлился на угольки. В этот момент монгол, голова и плечи которого начали реветь, вскрикнул два или три раза и успокоился.
Несколько раз всадники связывали монголам руки и ноги и бросали их под ноги старейшине, как овец на заклание. Эти крепкие и стройные юноши, которые должны были вернуться с охоты раньше срока, теперь с несравненной грустью и тоской смотрели на короткие альванские языки угасающего пламени и бормотали про себя.
Вождь племени не торопясь встал и пошел вперед. Одна за другой тяжелые мысли терзали его мозг. Морщины на его лице, казалось, увеличились. Теперь древний примитивный суд должен вынести свой решительный приговор. По старым традициям племени пришельцы должны быть приговорены к смертной казни…
Молодые охотники, готовые как можно скорее привести приговор в исполнение, зорко следили за старцем и ждали его распоряжений. Но почему-то вождь племени не спешил принимать решение. Туман тоски и печали затуманил его мозг: «Как лучше всего отрезать хвост злу?» мучил один вечный вопрос.
Вдруг он поднял правую руку и скомандовал громким голосом:
— Разбей копья, шлемы и мечи и собери их вместе!Охотники на мгновение заколебались, но быстро собрали копья и мечи вместе, сломали их одно за другим и свалили друг на друга.
— Облей его маслом! — снова приказал старец тоном, не оставляющим места для возражений.
Один из мальчиков принес деревянное ведро и полил масло на оружие.
— Включи сейчас же!
Вскоре в пустыне появился еще один костер. Всеобщее внимание приковано к груде оружия, оставленной в траве. Это был первый бунт человечества против разрушительных войн и нашествий. Это пламя ревело, распространяло пламя и ударяло пламенем, как бы приглашая человека к мирной жизни.
Появилась девушка. Судя по всему, ему удалось скрыться во время беспорядков, засветив глаза нападавшим. Кудрявый молодой человек ухватился за ее перспективу. Волосы девушки были растрепаны, глаза красные, а веки опухшие от слез. Когда он печально и обезумевшим взглядом смотрел то на то, то на другое угасающее пламя, его тело дрожало, как росток, подхваченный ветром. Увидев девушку, саркор племени, сердце которого растаяло, обнял ее и сказал громким голосом:
— Освободите руки и ноги монголов!
Ребята удивлены. Однако приказ старца не обсуждается.
Вдруг старая гадалка, долго молчавшая, пришла в ярость:
— Нет! Нет!.. Умоляю Всевышнего Аллаха и все святые души, убей их! В противном случае они жестоко отомстят!
Монгольские солдаты, чьи руки и ноги были освобождены от веревок, в страхе стали отходить от травы. Охотники племени были растеряны и растеряны. Им было интересно, что делать в такой беспрецедентной ситуации. Так или иначе, кудрявый парень не мог удержаться. Неожиданно он вскочил на лошадь, пасшуюся неподалеку, накинул веревку на шею одному из монголов, который начал убегать, и потащил его через пустыню. Другие тоже были взволнованы. Началась погоня, драка и драка. Через несколько мгновений враг был залита черной кровью.
Охотники, чувствуя вину за свое безрассудство, поспешно вернулись к старцу. Они считали, что любое зло заслуживает жестокого наказания и даже не думали, что могут быть другие способы отрезать злу хвост. Первым, кто подумал об этом, был старейшина племени.
«Посмотрите на задержку в поездке,» сказал он в спокойном настроении. «Мы больше не можем здесь жить». Перейдя Олатог, мы найдем новую пустыню…
Люди с неохотой стали выполнять указания старца. С одной стороны старая гадалка молилась Богу. В этот момент послышался стук конских копыт — видно, Нурбек тащит врага в пустыню. Он был счастлив.
— Ты обратил наши лица к земле, — сказал вдруг старец дрожащим голосом. — Теперь… кибла со всех четырех сторон…
— В чем мой грех, дедушка? Ведь я взял еду моей матери, моих братьев и сестер, которые были сожжены дотла!— Твой грех — твое убийство… — старец, нахмурившись, посмотрел в землю. «Зло злом не победить!»
Он замолчал. Перед ним стоял Нурбек с темными глазами.
«В чем дело?» — к юноше подбежала девушка, которая пряталась за травой. — Дедушка везет тебя?
— Да…
«Куда ты хочешь пойти?»
— В том направлении, куда текла моя голова.
«Я тоже с тобой…»
Из глаз молодого человека вспыхнул огонь.
«Действительно?»
— Мое слово!
Нурбек обнял хорошенькую девушку с заплетенными волосами. В его глазах слезы.
«Почему ты плачешь?»
— Только мы вдвоем…
— Не говори так, — перебил девушку молодой человек.
— Семью построим, сами умножимся. Мы будем народом! Мы станем такими людьми, в которых доброта, верность и искренность будут абсолютными.
— Позвольте мне сказать вам!
— Намерение священно, земля и небо священны, и доля, которую мы получаем, священна… Давай, пошли!
«Пойдем!»
Два всадника к вечеру уходили все глубже и глубже в пустыню, и клубы пыли, поднимавшиеся за ними, казалось, закрывали небо…
Автор: Ходжиакбар Шайхов
[/spoiler]